– Стой! Куда?!
Конечно, происходи дело в чистом поле или на зоне, меня вполне могли подстрелить. Но здесь и сейчас, когда рядом люди, можно лишь рвать из кобуры пистолет и, в лучшем случае, палить предупредительным в воздух.
Между зданием и забором тридцать шагов.
К забору я не бегу, бросаюсь чуть в сторону, к стоящему около арки мусорному контейнеру.
Крышка закрыта. Отлично.
Выше контейнера – капот автозака. Дальше – пустая кабина и кузов.
Потом жёлтая газовая магистраль. Качнуться на ней – раз плюнуть.
Ухватиться за решётку окна – ещё проще.
Крыша пристройки.
Грохочет кровельное железо.
Обрезок водопроводной трубы. Длина подходящая.
Разбег. Упор.
Импровизированный шест утыкается в заграждение.
Прыжок.
Ух, ты! Круто! Бубка и Исинбаева обзавидуются.
Колючая проволока позади. Под ногами крыши гаражных боксов.
Сторожа не видать… Вниз…
А теперь – просто вперёд…
В узкий проезд между жилым домом и мебельной фабрикой вбегаю секунд через двадцать. В глубине двора за деревьями белеет трансформаторная подстанция, за ней новый проулок и выезд на Новослободскую. По идее, надо бежать туда, но – зачем? Помню, через дорогу там магазин «Соки-Воды», рядом пивная, проходные дворы и – ни одного зелёного насаждения. Голый асфальт по три полосы в обе стороны. Любой бегущий как на ладони. Можно прямо из здания Следственного Управления погоней руководить без всяких биноклей. Поэтому – решено. На этой улице мне делать нечего.
Обогнув тэпушку, я резко поворачиваю налево и несусь чуть ли не обратную сторону. Кусты, деревья, собачьи площадки, дома, стоящие у подъездов машины…
Быстрый бег заканчивается минут через десять.
Погони не слышно.
Перехожу на шаг.
Успокаиваю дыхание.
Фух… Красота…
И это сладкое слово – свобода…
– Разрешите, тащ генерал?
Генерал-лейтенант оторвал взгляд от бумаг и хмуро посмотрел на вошедших.
– Есть новости?
– Так точно. Новости есть.
– Рассказывайте.
Подчиненные переглянулись.
– Свояк нашёлся, – сообщил Ходырев.
– И снова пропал, – продолжил Смирнов.
– Присаживайтесь, – указал начальник на стулья. – А теперь то же самое, но подробно.
Вместо ответа Ходырев выудил из папки бумажный листок и положил на столешницу.
Пётр Сергеевич ознакомился с документом, после чего откинулся в кресле и сцепил пальцы в замок. Он уже не раз клял себя последними словами за то, что «пустил дело на самотёк» и не взял Фомина под плотное наблюдение и опеку.