В повести «Аэлита» Алексея Толстого будоражащее читательское воображение описание внеземной «поющей книги» начинается так: «… Желтоватые, ветхие листы её шли сверху вниз непрерывной, сложенной зигзагами, полосою. Эти, переходящие одна в другую, страницы были покрыты цветными треугольниками, величиною с ноготь. Они бежали слева направо и в обратном порядке неправильными линиями, то падая, то сплетаясь. Спустя несколько страниц между треугольниками появились цветные круги, меняющейся, как медузы, формы и окраски. Сплетения и переливы цветов и форм этих треугольников, кругов, квадратов, сложных фигур бежали со страницы на страницу. Понемногу в ушах Лося начала наигрывать, едва уловимая, тончайшая, пронзительно печальная музыка. Он закрыл книгу и долго стоял, прислонившись к книжным полкам, взволнованный и одурманенный никогда ещё не испытанным очарованием: это была поющая книга».
Слово и музыка.
Казалось бы, что ещё необходимо для создания бардовской песни кроме двух этих непременных условий, помноженных на наличие авторской позиции и внутреннего звучания слов, найденных для её выражения. Именно такая постановка вопроса позволит нам приблизиться к истокам авторской песни, ставшей одним из самых доверительных и сокровенных жанров в СССР. Не верьте на слово тем, кто утверждает, что авторская песня родилась во времена «хрущёвской оттепели» 50-60-ых годов XX века. На мой взгляд, история её создания восходит к двадцатым – тридцатым годам XX века.
Однако на вопрос, кто же был первым русским бардом, каждый поющий человек с гитарой назовёт имя близкое ему по духу и восприятию.
Одним из важнейших мостиков, связывающих разные поколения бардов, стало творчество Михаила Анчарова, который в своих песнях наследовал простоте, сюжетности, искренности интонации и юмору Александра Грина, стихи которого, сам того не ожидая, открыл широкому кругу читателей и слушателей.