Под утро Семёну Кузьмичу привиделось: Калачёв Никита Лукич стоит посреди конторы, рубаха – нараспашку, крест – на груди. А он, председатель, спрашивает его с надеждой получить сформулированный партией дежурный ответ:
– Не нравится тебе колхоз?
Ну, что бы сказать: «нравится». Но… нет
– Пусть будет колхоз, – отвечает сосед уклончиво.
– Он и без тебя будет. Ты кто такой?
Молчит.
– Ты кто и что тебе надо?! – кричит, выходя из себя Семён…
Ответа нет. Хотя чует нутром председатель, есть они, пусть и самоделишные у таких Никит ответы, есть. Только вразрез с партийными установками. А как это допустить? Нельзя! Разве не партия народ разворачивает к светлому будущему? Если каждый сам формулировать будет, это же хаос начнётся. Одна линия, и формулировка у неё должна быть одна.
– Сам разберусь! – говорит он вслух и… просыпается.
– К чему бы такое? – садясь на кровати, думает Кузьмич. И укрепляется в принятом решении, потому что не дал ему крестьянин во сне ответа, никакого не дал.
Лучший из летних месяцев на Алтае июль в разгаре. Поднялась и пышно распустилась зелень. У Калачёвых под окном расцвели любимые Мариины мальвы. Солнце балует и нежит теплом весь белый свет. Комфортно и босым ногам, и необременённому хламидами телу. В это время деревенские люди хорошеют всем своим существом.
По заведённому порядку Никита, придя с работы, велел занести зимнюю вымытую и просушенную одежду из кладовой в дом. Он взял на себя с давних пор обязанность чинить верхнюю лопотину: пальтишки, телогрейки, зипуны и зимние штаны своим сорванцам и себе – в помощь жене.
– Хочу посмотреть, что с одежей, а там и обуткой займусь. Сенокос идёт. И в колхозе без нормы работы, и своей коровёнке с телком накосить надо. Осмотрел наш луг. Травостой хороший. Будет сена на всю зиму. К тому же теперь – без Карьки. И корова одна осталась.
– Никиша, а ты помощника возьми, хоть Коляна, пусть пуговки попришиват.
– А Егор с Антоном где?
– Пошли искупаться.
– Ты, Маша, лапши с петухом свари на ужин.
– А чё ж, сварю.
Никита смотрит на жену со всегдашним удовольствием и всё ещё видит в ней ту девчонку, что, может, вынужденно, от безысходности, пошла за него замуж. Поэтому заботится, старается облегчить ей жизнь своей помощью и принимает за то дары её благодарного сердца. Вот и вся любовь между ними. А как видят друг друга, так у обоих спокойно на душе делается. И жизнь впереди разворачивается большая, и зори новые, счастливые невидимо грезятся.