После того как греческие философы вплоть до Платона вели более осторожные поиски категорий, вероятно, именно в ближайшей школе Платона впервые были установлены десять категорий, которые Аристотель принял и использовал как найденные и впоследствии изложенные в его псевдоаристотелевском трактате о категориях. Аристотель еще не смог установить четкую связь между четырьмя принципами, которые он добавил своими собственными средствами, и этими категориями. Затем стоики попытались упростить так называемые аристотелевские категории, а Плотин подверг их резкой критике и ограничил их феноменальной сферой. Плотин попытался установить более высокие категории для метафизической сферы, следуя платоновским ориентирам; в частности, он боролся за категорию абсолютной субстанции, для которой у него не было подходящего обозначения. Только Спинозе удалось отвести категории субстанциальности высшее и, как нам представляется, окончательное место в системе категорий. Английские и шотландские философы разрушили категории с помощью эмпирической критики, что было совершенно правильно по сравнению с привычным до сих пор взглядом на них как на (X) сознательные понятия, но, конечно, это привело лишь к агностицизму, то есть к банкротству познания.
Тем временем Лейбниц открыл путь к лучшему пониманию категорий с помощью гипотезы о бессознательных идеях, а Кант воспользовался ею, чтобы восстановить их как синтетические, априорные, досознательные интеллектуальные функции, как дифференциации синтетического единства трансцендентальной апперцепции. Помимо категорий понимания, он признавал «категории чувствительности» и понятия рефлексии, и прежде всего понятия рассудка, хотя они и не занимали места в его таблице категорий в строгом смысле слова. Но все они неосознанно вытекали для него из синтетического единства трансцендентальной апперцепции; конечность предстает для него как ее первый результат и, следовательно, как высшая из всех категорий2.
Преемники Канта пытались вывести категории из трансцендентального синтеза апперцепции, т.е. подслушать бессознательную интеллектуальную функцию у сознания. Естественно, на первый план вышел характер категорий как отношений, или отношение все более и более становилось первичной категорией. Одновременно, однако, все более очевидным становился логический характер интеллектуальных функций, то есть категориальные отношения все более понимались как логические детерминации, причем логическое понималось уже не в смысле сознательной, субъективной, дискурсивной логики, а как бессознательное, объективное, интуитивно логическое.