Учение о категориях. Том второй. Категории мышления - страница 33
Можно сказать, что, с одной стороны, равенство и различие превращаются в единодушие и противоречие там, где ускорение и изменение ускорения одного и того же движения определяются логически (по закону) численно различными частными функциями, а с другой стороны, единодушие и противоречие превращаются в простое равенство и различие там, где изменение ускорения и ускорение становятся равными нулю. Но поскольку все в мире находится в постоянном колебании и все динамически связано со всем остальным, то нигде не существует движения, ускорение которого было бы постоянным и равным нулю, так же как нигде не существует покоя (т. е. нулевого движения). Различаются лишь степень движения, ускорение и динамическое влияние различных частичных функций, и это лишь абстрактный взгляд на вещи, если отбросить движение в определенных отношениях (например, движение нашей планетарной системы в системе Млечного Пути или молекулярные колебания покоящегося тела в целом) или положительное и отрицательное ускорение всех движений, или динамическое влияние очень удаленных мировых тел, чтобы облегчить их понимание путем упрощения отношений.
Точно так же абстрактным является взгляд на вещи, если мы обращаем внимание только на равенство и различие количества вещей, их размера или формы и пренебрегаем теми силами, которые, хотя и зависят от них, но не зависят только от них. Или если мы рассматриваем только равенство и различие величины силы без учета спецификации силы в сложных группах сил, поскольку сопряжение и противодействие вещей зависит не только от динамических эквивалентов, но и от специфических преобразований, в которые силы вступили в своем составе. Если бы сознательное мышление смогло выйти за пределы всех этих необходимых ему абстракций и прийти к полной реконструкции конкретного содержания мира, то оно достигло бы и дискурсивного понимания логической связи имплицитных и эксплицитных противоположностей, даже если бы ему не удалось мыслить первые одновременно со вторыми, а лишь имплицитно, как это делает абсолютное мышление.
Остается рассмотреть, какое значение эти категории имеют в самой сущности. Субстанция: отлична от своих атрибутов, ибо это лишь ее вечные, неизменные случайности, а субстанция и случайность образуют логическую оппозицию. Субстанция имеет свое существование в себе, но свою сущность только в атрибутах; они, в свою очередь, имеют свою сущность в себе, но свое существование только в субстанции. Противоречие между субстанцией и ее атрибутами, с другой стороны, никогда не может существовать; их единство не имеет реального противоречия и, когда оно движется, то движется в ненарушенной гармонии. Атрибуты выводят существование субстанции наружу и переходят в существование мира; но они не могли бы этого сделать, если бы сами не были укоренены в субстанции и если бы субстанция не существовала в равной степени как для них, так и для их продукта. Точно так же сущность, или единство субстанции и ее атрибутов, находится в логической оппозиции к видимости, или миру как единству объективно-реальной и субъективно-идеальной сфер, но не в противоречии. Атрибуты имеют так же мало сил, чтобы обратиться против сущности, как и мир видимости, чтобы обратиться против сущности и прийти с ней в столкновение. Если индивид с высокоразвитым сознанием в аберрации и грехе отворачивается от своей судьбы и восстает против сущности, это относится к относительному нелогическому, которое имеет свое телеологически оправданное место внутри логического, но также находит свое внутримировое преодоление; мир в целом не способен на такую аберрацию и восстание против сущности. (Gr. IV. 75.) Атрибуты в сравнении друг с другом одинаковы в том, что они оба атрибуты, т. е. находятся в одинаковом отношении несводимости к субстанции, что они оба имеют свою сущность в себе, свое существование в субстанции, что они оба находятся в неразрывном единстве друг с другом, как в субстанциальном, так и в функциональном единстве. С другой стороны, они существенно отличаются друг от друга; каждое из них, согласно своей сущности, есть то, чем другое не является, и не есть то, чем другое является. Одно логично и потому способно развивать интуитивную идеальность на основе своей оппозиции, другое нелогично и потому также не способно к созерцанию. Один бессилен и безволен, лишен интенсивности и поэтому также неспособен принять подавленную извне интенсивность воли обратно внутрь и преобразовать ее в интенсивность ощущения; другой – динамико-теистический принцип интенсивности и поэтому также способен интернализировать интенсивность в удовольствие и неудовольствие. Первый абсолютно бессознателен, даже если он бессознательно вносит самый лучший и самый большой вклад в построение содержания сознания; другой также бессознателен в своей непосредственности как сила или воление, но благодаря своей способности к аффектам удовольствия и неудовольствия он в то же время является принципом становления сознания и поставщиком самого грубого строительного материала для построения содержания сознания.