– Мне снилась уснувшая у тех водопадов бабочка, – сказала она. – Откуда ты?
– Не помню, ваше величество.
– Свое имя знаешь?
В целом мире у нее осталось только имя, и она решила его сохранить.
– Да. Меня зовут Унора.
– Смотри на меня.
Унора повиновалась и увидела бледную женщину, едва ли старше ее. Ее глаза наводили на мысль о вороне: такие же острые и любопытные под венцом из ракушек и улиток. Накидку ее украшали два герба. Золотая рыбка – герб императорского дома – досталась ей от мужа.
Серебряный колокол принадлежал клану Купоза.
– Какая ты худая, – заметила императрица Сейки. – Ты совсем не помнишь своего прошлого?
– Нет.
– Ты, должно быть, дух бабочки. Служанка великого Квирики. Говорят, его духи чахнут вдали от воды. Тебе должно жить здесь, во дворце Антумы.
– Ваше величество, я опозорила бы вас своим присутствием. У меня ничего нет, кроме одежды, в которой я стою перед вами.
– Тонкие одежды сошьют по моему приказу. Еду и питье я могу тебе дать, а вот наделить острым умом и придворным талантом не в моих силах, – с суховатой улыбкой ответила императрица. – Их может принести время и учение, а ими я тоже могу тебя наделить. Взамен ты, быть может, принесешь счастье моей семье.
Унора, склоняясь перед ней, перевела дыхание. Императрица Купоза не заподозрила, кто она такая. И никто здесь не должен заподозрить, иначе ей не дойти до императора.
Унора выжидала. В Афе время было редким даром. Придворные тратили его на поэзию и охоту, на пиры, музыку и любовные интриги. Уноре все это было внове.
Но пищи ей давали вволю и воды сколько пожелает. Исцелившись от многолетней нищеты, она горевала о тех, кто погибал в пыли, пока знать отмокала в особых ваннах, черпала воду из глубоких колодцев и каталась на прогулочных баржах по реке Тикара.
Унора решила все это исправить. Ей бы встретиться с отцом, тогда вместе они найдут способ.
Весь двор считал Унору духом. Даже из собиравшихся на крыльце придворных дам, среди неизбежных бесед о красоте горы Ипьеда, лишь одна – добродушная поэтесса с округлившимся чревом – обращалась к ней прямо. Другие только косились, ожидая, когда она проявит свою силу.
Больнее всего одиночество ранило ее летними ночами. Дамы, сидя в коридоре, расчесывали волосы и тихо переговаривались. Их кожа горела от жара. Императрица Сипво часто манила Унору к себе, но та ее дичилась.