Голос оказался звонким, не похоже, что горло сдавливал опыт молчания.
В ответ раздались булькающие причитания. Человек развернулся на голос, щуря голубые глаза. Яркие кристаллики посреди серой, ближе к землистому цвету кожи вокруг. Брови и ресницы слиплись, впитывая и влагу, и грязь, растекшиеся вокруг.
Разгоняя желтоватый туман выполз бормочущий человек. На этот раз одутловатый, раздутый. Неравновесные груди свисали до пупа, при движении растирая язвы на коже.
Человек так раздулся, что его половая принадлежность должна была бы затеряться под складками плоти. А уж наличие грудных мешков дать подсказку. Однако, остатки костюма указывали на мужской пол.
Вряд ли, даже в текущем положении, граждане решатся переступить внутренний запрет, облачаясь в чужой костюм.
Все равно, что надеть чужую кожу.
А вот это уже сделать намного проще.
Изуродованный мужчина приближался, бормоча непотребства.
Слух настроился на невнятную речь горожан, так что человек в хламиде смог понять, чего от него хотят. Целый ворох требований: убираться отсюда, помочь, дать пищи, приласкать, облегчить страдания. Запах слов доносился за три десятка шагов, перебивая вонь улицы.
Гнев и страх в его речи утратили форму так же, как утратило форму тело. Углы сгладились. Липкие слова разбухли, облаченные в невнятность, упростились. Они приобрели одинаковость.
Знал бы этот мужчина, какое ему будущее уготовано, давно бы наложил на себя руки.
– У меня ничего нет, помочь тебе не могу, – человек поднял руку, будто жестом намереваясь остановить гору плоти.
Говорить этого не следовало, вообще глупо разговаривать с обреченными. Они не услышат разумных слов. Да сами слова им уже не помогут. Это пустышки, ничто. Разбросанные по земле стекляшки. На них едва обратят внимания.
Заболевший человек, будто ждавший команды, выдавил из глотки поток желчи и бросился в атаку. Двигался он стремительно, даже с каким-то изяществом.
Подобная легкость и гибкость всегда поражала. Сколь бы часто это ни происходило, наблюдавший за метаморфозой не мог привыкнуть к такому.
А звук трущихся суставов, хруст костей, сминаемых мышцами. Под слоем плоти скрывалась огромная сила. Чем бы ни болел этот мужчина, болезнь сделала его крепче, чем он был раньше.
Исполнилась хоть одна его мечта.
Тело не добежало до остановившегося человека. По инерции он сделал еще несколько широких, будто у танцора шагов, а потом упал и прокатился в грязи. Кровь и гной добавили свежей влаги в покрывающую мостовую грязь.