– Где Светочка?
– Смотрит мультики.
И он ощутил обнажённое тело Оли, обнимающей его сзади. Ее твёрдые сосочки, скользящие по спине. Ее руки, нежно касающиеся головки. Он поцеловал ее, а она развернулась и упёрлась руками в кафель. Ей, как всегда, приходилось сдерживаться, чтобы не начать кричать, а в самый разгар она кусала свою руку, чтобы не было и намёка на стон. Оля уже собиралась выходить, но Дима не отпустил ее.
– Всё-таки мультики идут тридцать минут, – прошептал он ей на ухо.
А затем начал целовать ее в шею, спускаясь всё ниже и ниже. Она вцепилась в его голову. С каждым движением языка она всё яростнее сжимала его руками и старалась притянуть наверх, но он не останавливался. Дима взял ее на руки и вошел в нее. Она закончила почти сразу, в то время как он продолжил погружать ее в блаженство.
Раздался стук в дверь, который дал понять, что мультики закончились.
– Мама, когда мы уже сядем кушать?
– Сейчас, доча. Потру папе спинку и выйду.
– Хорошо.
– Эй, куда ты уходишь? А спинку потереть?
– Сам потрёшь. Выходи через пять минут. Все ждут тебя.
Ее образ растворился за дверью, как и две бутылки вина и сыр, как и разговоры на кухне, как и весь день. И вот Дима уже пьёт кофе, целует жену и поднимается на лифте на третий этаж. Всё начинается заново.
Работа была нехитрая. Если на втором этаже Дима просто сортировал документы, то теперь ему нужно было сводить таблицы, скачивать документы, проверять их на ошибки и отправлять на второй этаж. На обеде он общался преимущественно с Егором и Матвеем. Не сказать, что они были близки, но так повелось, что на этом этаже люди делились на группы исходя из той категории, к которой они принадлежали. Про второй этаж не вспоминали. Мало кто любит говорить о своих унижениях с достоинством и вслух. Они часто общались на отвлечённые темы, о философии или литературе; но в основном обсуждали работу. Дни сменялись один за другим, и наступила пятница.
Нервозность Димы никуда не исчезла. Она была отпечатком второго этажа. Ожидание обмана и непредсказуемость будущего – всё это таилось у него внутри. Сама мысль, что можно потратить на «интимную паузу» целый день, казалась какой-то подозрительной. Четыре стены давили на него. Окно не спасало, сколько раз бы он туда не подходил. Мысли переросли в паранойю. «А что, если всё это лишь представление, фарс, ложь, чтобы разыграть меня? Обман». У Димы затряслись руки, ноги отбивали такт стрелок на часах. Начали раздаваться тихие стоны. Он закрыл глаза. К счастью, стены здесь были не из гипсокартона, как на втором этаже, где, казалось, что их нет вовсе. «Наверное, кирпич», – постучал по стене Дима.