Леон снова со значением хмыкнул. Мол, судьба выбирает достойных, малявка.
– Будьте здоровы! – сказала я ему.
– Что?
– Да вы ведь расчихались после дороги. Или что это был за писк?
Леон прочистил горло, почти зарычал, видно, хотел напомнить, что львы не пищат.
– Там, чуть в стороне, – староста потыкал пальцем куда-то за северную окраину деревушки, – спуск к реке. Но осторожнее: речки у нас бурные, ледяные. Купаться не советую.
Староста еще некоторое время, прищурившись, окидывал взором крошечную деревушку, теснившуюся между холмов. Размышлял, о чем еще стоит рассказать. Однако так ничего и не придумал.
– Если что понадобится – обращайтесь ко мне. Ступайте.
Мы с Леоном только и ждали позволения поскорее свалить. Я схватила саквояж, он подхватил свой багаж, мы спустились с крыльца и с огромным облегчением разошлись в разные стороны.
Однако задание, полученное от старосты, звучало странно: «Присмотритесь». И как я должна его выполнять? Ладно, первым делом надо заселиться, а там подумаю.
Габи
Мастра Морелли с простоватым обветренным лицом, возможно, и была девицей, но по возрасту годилась мне в матери. Даже Леон не настолько неразборчив в связях. Невинности хозяйки дома ничто не угрожало.
– Здесь будешь жить.
Хозяйка проводила меня в комнатку в конце коридора. Она оказалась тесной и узкой, с одним оконцем, выходящим на поросший бурьяном склон. На подоконнике скрючились мумифицированные мушиные трупики, на тумбочке валялся окаменевший огрызок яблока, под кроватью, потревоженные сквозняком, перекатывались комки пыли.
– Приберешься, да и располагайся себе. Ведро и тряпку в чулане возьми. Ну, кажись, все сказала.
Я хотела после дороги привести себя в порядок, умыться и переодеться, но, видать, не судьба. Пока воды натаскаю, пока отмою полы… Всю эту грязную работу можно переложить на плечи моего денщика, да ведь он, прежде чем пошевелить хоть пальцем, все нервы из меня вынет и на кулак намотает.
Я отыскала ведро и, делать нечего, побрела по каменистой тропинке вниз, к колодцу, мечтая о том, чтобы не сдохнуть на обратном пути.
Во дворе бабки Салы, мимо которого лежал путь, под чахлой яблонькой на скамейке вальяжно развалился Леон. В чистой рубашке с расстегнутым воротом, выставляя на всеобщее обозрение мускулистую шею и весьма привлекательные – так его разэтак! – ключицы.