Вальдман вернулся в человеческое обличие, схватил пальцами рукоять и вытащил кинжал из своей плоти. Перед глазами заплясали кровавые мухи, из раны хлынула кровь. Стрелок подполз к лежащему орку, взглянул в серые глаза, занёс клинок для решительного удара в сердце…
…и остановился.
Клеймо на правом плече, два скрещенных серпа, такими же узорами был расшит и шатёр в долине. Жирные красные черты были глубокими бороздами выжжены в чёрной коже, заметные даже теперь, под слоем крови и времени.
***
Его забрали давным-давно, ещё в далёком детстве. Коснулись зелёной кожи калёным железом, затем пытали, морили голодом и бессонницей, сводили с ума. А потом долго дрессировали, как тупое, бессловесное оружие. Чья-то злая воля натравливала его на людей, на орков, на всё живое долгие годы. Маленькому существу оставили шрам на всю жизнь, на теле и на душе.
А потом выкинули в горы, спустили с цепи, оставили одного наедине с собой. Он убивал, чтобы есть, и ел, чтобы убивать, он карабкался вверх лестнице, утопая в крови своих собратьев, пока не стал вожаком. Он не хотел этого, но, никак не мог вытравить из своей головы голоса, приказывающие ему убивать.
Но он был умён, был умён тогда и остался умён и сейчас. Он знал, что единственный способ избавиться от пульсирующей жилки в его мозгу – это избавиться от себя самого. Его воля, его ненависть заставляли искать достойного врага для того, чтобы прекратить страдания, и он его нашёл. Теперь его сердце спокойно, спокойно, потому что не двигается.
Чёрный орк, подавляя в себе боль, на ломанном людском языке произнёс:
– Помни…медведь…помни.
Кинжал сломал грудину и проткнул сердце насквозь. Орк протяжно выдохнул и улыбнулся, наконец-то в своё удовольствие…
Вальдман сразу вскочил на ноги и едва-едва успел перехватить опускающийся на его голову топор, как тут же получил удар сандалией по спине. Схватка всё ещё продолжалась, и церемониям не было места. Людей теснили обратно к донжону, орки вповалку падали на землю, продолжая наступать, а Даэвин наконец пробился к стрелку, чтобы прикрыть раненого товарища.
Храбрецы отступали, их становилось всё меньше, и положение выглядело совершенно отчаянным. Вальдман истекал кровью и не мог даже подняться, Даэвин был на последнем издыхании, как вдруг…
Звук имперского рога, тяжёлый и простой, как замах гильотины, отдалённо прозвучал где-то над просторами зелёных предгорий. Потом прозвучал второй раз, третий, затем начал звучать, не переставая и быстро приближаясь к городу. Сражение замолкло, бойцы прислушивались, приглядывались, принюхивались. Какое-то мгновение люди и орки, остановившись, тупо смотрели друг на друга, не желая шевелиться. А потом орда просто развернулась и строем зашагала назад, к городским стенам.