Он был медведем, желающим разорвать на куски чужаков, смердящих кровью и тухлятиной. Был вороном, который мечтал выклевать глаза и вырвать язык врагам. И непременно улететь ввысь, к облакам, прочь из этого дрянного, пропахшего болью и смертью места.
Человеческое «я» приговоренного уступало каждому следующему зверю или птице. Животный разум заглушал человеческий, не давая ни мыслить, ни анализировать, ни хоть как-то попытаться сохранить себя.
Он уже не мог понять, ни кто он, ни что он. Руки ли у него? Лапы? Или, может, крылья? Что он и кто?
Человек боролся, боролся отчаянно, пытаясь сохранить крохи своего разума. Сохранить память о себе, о своих родных и о том, кем он является на самом деле.
– Я – Виктран Амадео Аригальерский, – иступленно шептал пленник.
А палачам слышалось лишь утробное рычание.
– Я – Виктран Амадео… Виктран… Вик…
– Открыть замки! Все прочь! – отдал приказ король, видя, что посол, ставший собакой, юлой крутится на месте, а из его пасти на каменный пол капает кровавая слюна. – Вон отсюда!
Последний крик Нармадского короля отпечатался в сознании Виктрана вспышкой боли. Сильной, тягучей, выматывающей.
Только инстинкты зверя спасли несчастного от действия радрака, который был готов засчитать попытку вырваться из подземелья за нападение на людей. Инстинкты, которым человеческому разуму пришлось уступить, полностью отдав власть и контроль над телом и сознанием.
Пес мгновенно опустился на брюхо, сжал лапами морду и протяжно заскулил. Выл до тех пор, пока магическая удавка на шее не прекратила свое страшное действие.
Только после этого пес, пошатываясь, иногда падая, но неизменно поднимаясь, побрел прочь. Его обоняние обострилось, пес уверенно выбирал нужные коридоры, двери, огибал людей по широкой дуге, пусть и не осознавая, но чувствуя, что никто ему не поможет, ни один двуногий не сможет к нему ни приблизиться, ни дать возможность утолить жажду.
Наконец он сумел выбраться не только из подвала, но и из дворца на воздух, залег в парке, зарывшись в опавшую листву, и уснул.
В следующий раз человеческое «я» проснулось в Виктране уже в облике ворона, который методично выклевывал глаза рыбине, неясно откуда взявшейся. Во всяком случае, вокруг не было видно ни водоема, ни жилища людей, чтобы эту рыбину своровать.
Зато был лес, слегка припорошенный снегом, грязь вперемешку с пожухлыми, прелыми и чуть подмерзшими листьями, запах сырости и холода, неотвратимо надвигающегося. Зима готовилась укрыть все пушистым покрывалом из снега, будто извиняясь за трескучий мороз, который следовал за ней по пятам.