– Андрей Иванович, встаньте сюда! – продолжала командовать Риточка.
Петрушин встал и шагнул в толпу. В ту же секунду к худощавому телу педагога тесно прильнули его ученики. Каждый хотел обнять его, пожать руку. Петрушин не мог вымолвить ни слова.
Потом все немного успокоились, послышались пожелания хорошей дороги, удачи. Он коротко благодарил: «Спасибо».
Через некоторое время класс опустел. И учитель опять остался наедине с тишиной. Все, что произошло с ним и с его ребятами за эти годы, рассыпалось по моментам, все теперь оставалось только в голове, в памяти. И в сердце.
Переживаний хватало, но уже надо было думать о ближайшем будущем: о переезде, покупке билетов. Благо, в век информационных технологий все можно сделать буквально в несколько кликов.
Петрушин поднялся с кресла, накинул куртку и взял рюкзак. Открылась дверь класса, погас свет люминесцентных ламп. Фонарные лучи, захватившие власть на темной улице, легли на пустующие парты.
Петрушин закрыл класс и спустился на первый этаж, чтобы отдать ключи охране.
– Ну что, Андрей Иванович, ты уже в путь сегодня в ночь?
– Нет, завтра утром, наверно. Надо посмотреть расписание.
– Не серчай на начальство, вот увидишь – вернут тебя! Как же мы тут без твоих обществознаний?! Да и твои, глядишь, загрызут всех к черту!
– Не загрызут, они понимают все.
– Ждем, Иванович, ждем!
– Спасибо.
Ключи звонко ударились об стол, а перекочевали в потайной ящик с крючками. Во всех школах у каждого охранника есть такой «сейф», где можно хранить не только ключи, но, кажется, и деньги. Настолько надежно он охранялся всеми охранниками России, что казалось, хранятся там именно кучи купюр.
Петрушин вышел на улицу. Шел снег. Не метель, не вьюга – просто небольшие хлопья снега спускались вниз. Они хоть и падали, тут же тая на асфальте, но успели создавать в воздухе образ снежной зимы.
Андрей Иванович сошел со школьного крыльца и вытащил из кармана какую-то бумагу. Развернул ее, посмотрел, улыбнулся и снова свернул. В трубочку. «Приказ №… приказываю Петрушина А. И., учителя… перевести… на срок… в город…» Никакие слова уже не играли для него в этом приказе какой-либо роли. Подойдя к ближайшему сугробу, он решительно вонзил в снег эту свернутую трубочкой бумагу и немного присыпал сверху образовавшееся отверстие.