Глеб решил использовать свой коронный прием – ударил Зубова в нос, но противник устоял и двинул Глеба так, что тот упал и на какое-то время потерял сознание.
Когда он пришел в себя, то увидел, что над ним склонился Зубов:
–
Чудак-человек,
–
с
недобрым
смешком
сказал
Зубов.
–
Я
ведь
тебя
и
пришибить
могу,
понял?
Глеб посмотрел на него, близоруко щурясь, потому что во время драки его очки куда-то подевались. Он обхватил голову Зубова ру- ками и впился зубами в нос противнику. Зубов с ужасом вскочил, заляпанный кровью, и, не оглядываясь, помчался прочь.
–
Спасибо, – тихо сказал Вова, подавая Глебу разбитые очки.
Вечером
мама
кричала
на
Глеба
и
называла
его
малохольным.
Два дня Глеб просидел дома, потому что без очков ходить ему было крайне трудно, не говоря уже о том, что он без них не видел того, что учительница писала на доске.
В тот же вечер в их квартире зазвонил телефон, который стоял в прихожей. Звонила классная руководительница. Лидия Яковлевна и мама о чем-то долго говорили. Вернее, говорила учительница, а мама молча кивала, будто та могла ее видеть, и время от времени говорила:
–
Нет,
я
его
точно
выдеру!
После того телефонного разговора она вернулась в комнату, обняла Глеба и беззвучно заплакала, причитая:
–
Безотцовщина,
что
с
тебя,
дурня,
взять?
Драка с Зубовым имела для Глеба неожиданные последствия, которые своей непредсказуемостью потрясли, как весь класс, так и Лидию Яковлевну. Приближался апрель – традиционный месяц приема в пионеры. Вопрос о приеме решался на классном собрании, которое формально вел староста класса Саша Тимофеев, но которым на самом деле ненавязчиво управляла Лидия Яковлевна.
Кандидатов для приема в пионеры обсуждали поименно. Реко- мендовали практически каждого, кроме второгодника и двоечника Саши Маковкина. Когда очередь дошла до Глеба, Лидия Яковлевна вдруг предложила его в пионеры не принимать, потому что он за- бияка и драчун. В классе, словно стратостат над блокированным Ленинградом, нависла черная тишина. Вдруг из-за парты встал Вова Сивков и тихо, но внятно сказал:
–
Тогда
и
меня
не
принимайте
в
пионеры.
–
И
меня!–
встал
возле
своей
парты
Коля
Казаков.
–
И
меня,
–
сказал
вдруг
староста
Саша
Тимофеев.
–
И меня, пожалуйста, не принимайте, – сказал, не вставая,
грузный
и
всегда
деликатный
Марик
Кукуевицкий.
–
Я тоже не хочу без Брэвороша, потому что так нечестно, – ска-