Прошел комиссию, подал заявление. Только получив письмо с вызовом, сообщил матери. Жестоко, конечно. Однако радость так ослепила, что ни о чем не подумал. Авиашкола, потом «Борис и Глеб», как прозвали в народе Борисоглебское училище летчиков истребительной авиации.
Пресловутый приказ 0362 от 22 декабря 40 года встретил уже в полку. Потому и успел получить младшего лейтенанта, хотя в казарму все же перевели. Да и ладно. Это семейным туго пришлось. Попробуй, отправь семью, как предписывал строгий документ, на Родину, и всего за две тысячи. А холостому – ерунда. Свои тридцать часов налета он из училища привез. Только привык, осмотрелся, и на тебе…
«…В четыре часа утра, без объявления… Киев бомбили», а дальше по тексту…
Голос товарища Молотова, сообщил новость.
«Какая тревога? Аж руки зачесались. Да мы их на тряпки порвем. В первый вылет, как на парад, собирались. А вернулось – треть группы. Это уже после, втянулись. А когда их над танковыми колоннами полетали, да поняли, что это, как сказал Ильич, «всерьез и надолго».
Павел даже оглянулся. Его шуточки, иной раз до неприличия острые, уже вызвали задумчивый взгляд политрука, и вполне могли стать лыком в строку.
«…А не было у вас гражданин умысла на теракт? Ох, разошелся. Дойти еще надо».
За воспоминаниями и не заметил, как отмахал километра четыре. А по жаре это совсем немало. «Ноги отваливаются. Но дойдем. Немного. Вот и околица показалась». В мягком свете зависшего у горизонта светила показалось, что деревья над маленькими домишками засветились церковными свечками.
«Надо же, в детстве бабка всего раз сводила, а в память запало». – Павел спустился с горки, перешел трухлявый мосток через невзрачную речушку, с кувшинками и осокой, и, пошаркав сапоги о голенища, вступил в населенный пункт. Не то что шел наобум.
Постоял, внимательно наблюдая за возможным присутствием неприятеля: «Никого, словно вымерли. Может, сбежали? Вряд ли. Тогда бы ставни позакрывали, а если бы селян увезли, то хоть собаки выли. А тут тишина, – шел спокойно, слегка помахивая отломанным прутиком. – Наглость – второе счастье. Но не до темноты же в кустах сидеть?»
Возле первой хаты остановился. Тихо. Негромко позвал: – Эй, хозяйка? Кто живой есть?
«Понятно. Идем дальше. Деревушка-то всего пятнадцать дворов, но сельсовет должен быть. Уж это как пить дать».