Цены не огорчали, а демократичное, но отнюдь не скудное меню радовало: море гамбургеров, сэндвичей, салат-бар, большой выбор напитков, в том числе национальные ягодные наливки. В ассортименте эксклюзив – мороженое и милкшейки известного бренда «Баскин Роббинс», а также различные тирамису и чизкейки. Но консервативные утронцы не особенно жаловали заморские лакомства. Куда большим спросом пользовались старые добрые конвертики с абрикосовым джемом. Пекли их здесь впрямь непревзойденно.
Была в «Карлсоне» и еще одна фишка. Дневное самообслуживание с пластиково-картонной посудой после семи вечера сменялось официантами и стеклокерамикой, что вполне оправдывало десятипроцентную наценку.
Все эти приятные оригинальности, помноженные на атмосферу панковской раскрепощенности, пришлись по вкусу как студентам, так и бизнесменам, не говоря уж про сотрудников и покупателей «Скандинавии». А дальше сработал эффект «сарафанного радио». С каждой неделей пополняясь новыми, самыми разношерстными посетителями, «Карлсон» стал невероятно популярен во всем городе и, несмотря на забавное детско-сказочное название, превратился в злачное место.
Отныне именно здесь назначались романтические свидания и «разруливались базары», «забивались стрелки» и разбивались сердца. И всё это на глазах одной и той же публики, алчущей хлеба и зрелищ, ведь через полгода в «Карлсоне» уже не было неизвестных. Все знали друг друга если не лично, то через третьи-четвертые лица.
Стеклянные двери, зеркальный коридор, еще одна пара стеклянных дверей – и вот Лара снова в специфическом мирке, что ее, как и остальных завсегдатаев, затягивал подобно наркотической зависимости.
Дрожа от уличного холода и нетерпения закурить, девушка вихрем ворвалась в теплый зал, сотрясаемый стенаниями Халеда:
Comme si je n’existais pas
Elle est passée a cote de moi…
Она ничего не замечала, кроме полупустого «Парламента» и зажигалки в своих руках, за что поплатилась, тут же в кого-то врезавшись. Бело-синяя пачка улетела на пол, рассыпав, к безмерной досаде хозяйки, все остатки.
– Вот черт… Куда ж ты прешь! – Лара отскочила, потирая лоб, ушибленный о чей-то жесткий, колкий подбородок.
Ее негодующий взгляд уперся в броского кавказца. Ну и амбал! Даже на своих каблучищах Лара была едва повыше его широких массивных плеч. Лощеный, он сверкал золотом цепей и перстней да до того благоухал парфюмом, что при соприкосновении запах отпечатался и на ее коже. Однако внешняя элегантность не могла затмить той чумовой плотской энергетики, той обескураживающей первобытной наглости, что источал весь облик незнакомца. Глаза, горящие янтарем, так возмутительно откровенно пожирали Лару, что у нее перехватило дыхание.