– Вот-те, мама послала молочка, вы ж любите, – защебетала почтальонша. – Я, собственно, извиниться зашла. Нехорошо с посылочкой-то вышло.
– Да, ничего, – промямлила я. – Мне отдали.
– Я и не сомневаюсь, что отдали, люди у нас все порядочные.
Тетя Зина, ухитрившаяся, сидя на диване, подбочениться, расслабилась и перестала сверкать глазами.
– Люська, кончай трендеть, садись, мясо стынет. Уж такая красотка была, в теле. Она и покойная продолжает нас радовать, – проникновенно вещал захмелевший Николай, высоко поднимая рюмку. – За здоровье.
Все дружно выпили, не особо вникая, за чье, собственно, здоровье следует выпить.
– Что, Людмила, как крыша твоя, не протекла? – ядовито поинтересовался дядя Сеня.
– Да, ну, – махнула полной рукой Людмила. – Разве кто сделает, как вы? Если бы не богатая фантазия, понятно чья, разве я бы к кому другому обратилась?
– Не надо, про фантазию, – взвилась тетя Зина. – Я сама видела, как ты своими грабками… убить мало!
– Да что, мы, голые, что-ли, были? Ну, выпили, ну, разморило, – застонала Людмила.
– Ну, не было же ничего, Зинуля, – жалобно подвыл дядя Сеня.
– Может, и не было, – смирилась тетка.
– Да, сказано уже сто раз! – дядя вытер вспотевший лоб.
Борис бросал на него странные острые взгляды.
Мне эти разборки надоели, тем более что я наелась до отвала. Я вышла на улицу. Солнце стояло в зените. Зелень, обильно политая дождем, пахла так, что кружилась голова. На крыльцо вышел Борис.
– Ой, не могу, сейчас умру, так наелся, – он присел на ступеньках.
– Хотите купаться? – бросила я призывный взгляд.
– А гости? – удивился Борис.
– А, ну, их, – засмеялась я.
Верейка легко несла свою красно-коричневую воду в далекую Ладогу. У воды пахло свежестью и летом: нагретым солнцем песком, скошенной на пригорке травой и земляникой. Я набрала ее целую горсть и скормила Борису. Ветерок разогнал комаров, и мы долго и с удовольствием плескались в воде. Я как следует, рассмотрела нового претендента на свое сердце и тело. Насчет руки я даже не думала, слишком это было бы здорово.
Когда мы вернулись домой, в доме никого уже не было. Стол был прибран, и даже посуда вымыта. В уголке за диваном лежала, аккуратно свернутая, заляпанная жиром скатерть.
Мы устроились на веранде играть в карты. Наши глаза все чаще встречались, а руки сталкивались. Наконец, Борис отобрал у меня карты и, подхватив на руки, понес в спальню.