По коридору тянуло свежим дымом, открытое окно поскрипывало на ветру. Сердце трепыхалось где-то в горле, пока я крался по коридору. Казалось, что сейчас из-за двери в конце коридора выглянет охранник, заметит меня, и всё. Что "всё" я себе описать не мог. Казалось, что я рухну без сознания, а безвольное тело уволокут в карцер. Когда я нащупал кончиками пальцев край рамы, дверь в караулку действительно скрипнула и приоткрылась. В глазах потемнело от ужаса. Но видимо сторож передумал выходить. Я пытался восстановить дыхание и чувствовал, как дрожат руки и ноги. А потом под окном прошуршали уверенные шаги. Выглянув из-за края рамы, я увидел одного из охранников периметра. Хорош бы я был, если бы свалился из окна к нему на голову.
Поблагодарив все силы, помогающие мне, я перелез через подоконник и спрыгнул в высокую траву. Весна выдалась тёплая, начало лета дождливым и трава у здания выросла быстрее, чем наши ленивые работники успевали её косить. Я обулся и тихо прокрался вдоль корпуса, миновал пищеблок и вонючие баки с отходами. Зайдя за грязную жестяную клеть, в которой стояли мусорные контейнеры, я увидел дыру в бетонном заборе. Её перегораживали крепкие на вид прутья арматуры, но стоило взяться за центральный, как я почувствовал, что он шатается, как молочный зуб в десне. Отодвинув хлипкую преграду, я оказался на улице.
За пару лет, что я не выходил за территорию интерната, совсем отвык от пространства. Уходящие в темноту улицы с редкими тусклыми фонарями казались мне бесконечными. А тьма живой и подвижной. Совладав с первой паникой, я осторожно поставил прут на место и дрожащими руками открыл карту, которую Кисси набросала мне на клочке обоев. Сориентировавшись, я крадучись пошёл вдоль забора. Наброшенная поверх серой робы куртка болталась на мне, как на пугало. Со стороны я, наверное, был похож на призрак голодного мальчика из городских легенд.
Говорили, что после большого неурожая разразился страшный голод. Была зима с оттепелями, а лето выдалось жутко холодным. Охотно верится. Прошло лет пятнадцать, а люди до сих пор прятали запасы "на чёрный день". Тогда больше всего доставалось, как ни странно, богатым. Свои земельные участки они продали, переселились в большие города, занялись индустрией. Денег у них было с избытком, но их же не съесть. Ни за какие деньги одна семья не смогла купить достаточно еды. Всё, что мог сделать отец – отдать сыну своё дорогое пальто, все деньги и отправить в деревни, где мальчик мог бы прибиться хоть куда-нибудь. Но куда бы парнишка ни стучал, какие бы суммы ни сулил – ему отказывали. Так он и умер на улицах пригорода с полными карманами денег и в дорогой одежде. Дух его не упокоился и продолжил бродить по улицам, выпрашивая еду у прохожих.