– Представляешь, мне сегодня за утро пришло четыре отказа, – сказала я. – Четыре. Мой личный рекорд.
Он сплюнул в стакан.
– Тебя до сих пор задевают эти отказы? Я для своих специальную папку завел. Когда стану знаменитым, придумаю с ними какой-нибудь перформанс. А тебе пора стать более толстокожей.
– Да я уже.
Он поднял стакан и посмотрел его на свет. В воде плавало все, что до того оседало на его миндалинах и зубах.
– Наоборот, ты очень мягкотелая, Анна, – сказал он. – Как персик.
– Тебе обязательно вот это делать?
– Я заболеваю. А через два дня финал Бриттеновского конкурса.
– Погоди, а ты прошел? Меня-то послали.
– Нашла чему удивляться.
– Я и не удивляюсь, – ответила я. – Конечно, ты прошел! Все потому, что ты тенор, да? Вас и заявилось-то два человека.
– Все потому, что я выдающийся талант.
– Ох уж эта оперная школа. Единственное место в мире, где пришлось бы вводить квоты, чтобы набрать достаточное количество заурядных белых мужчин.
– Не завидуй, дорогуша, – ответил он. – Тебе не идет.
Фрэнки называл дорогушами всех, и мужчин и женщин. Я никогда не понимала, откуда эта его манерность – от бессознательного подражания окружающим парням, которые почти все были голубыми, или – что более цинично – он делал это нарочно. Не повредит, если мужчины, от которых зависит твоя карьера, будут считать, что тебе нравятся мужчины. Отношениям Фрэнки с девушками это совершенно не мешало. Всего два месяца с начала учебного года, а он уже переспал с половиной магистранток – они за это очень злились друг на друга и, судя по всему, нисколечко на него.
– Может, тебе не стоило вчера вечером так надираться? – поинтересовалась я. – Не думал об этом?
Два раза за занятие он выходил проблеваться.
– Ой, пожалуйста, не читай мне мораль! – воскликнул Фрэнки. – Я думал, ты не такая!
– Не такая, как кто? Как другие девушки?
– Ну, не как все эти капризные сопрано, которые никогда не пьют.
– Я пью, – сказала я. – Но только не перед ответственным мероприятием. Я правда чувствую разницу. К моему большому сожалению.
– Надерись в следующий раз! Тебе понравится.
Он включил фонарик на телефоне и попросил посветить ему в горло, посмотреть, нет ли гноя.
– Ничего?
– Ничего, – ответила я. – Все у тебя в порядке.
По пути на занятие по вокалу я открыла письмо. Меня взяли в шорт-лист Мартиньяргского фестиваля. Прослушивание через шесть дней в Париже.