Мы, дети, остались с мамой.
11
Я зашел домой, а они уже вовсю ругались. Но на этот раз было страшнее, чем обычно, – на меня мама даже не обратила внимания, не понизила громкость. Она как будто летала вокруг папы, толкала его и кричала. Я проскочил в нашу с сестрой комнату, перешагивая через папины трусы и рубашки, разбросанные повсюду, спрятался в углу и закрыл уши. Ёжка выбрался из-под кровати, испуганный и маленький зверь, подбежал ко мне, я протянул к нему ногу, аккуратно дотронулся носком до колючек. Ёжка понюхал меня и опять убежал. У него был свой особый, легкий топот, который можно было расслышать ночью или ощутить, сидя попой на половицах. Только мы с папой, казалось, замечали этот топот и любили его обсуждать.
– Уходи! Уходи! Уходи! – было едва слышно через мои пальцы, затыкавшие голову.
Мне стало очень обидно за папу. Почему он должен уходить? Куда уходить?
Я залез на свое кресло-кровать и зарылся в подушку.
Я гудел себе под нос «м-м-м-м», «а-а-а-а», чтобы не слышать никакой ссоры. Потом появились мамины руки, они трогали и гладили меня; я раздраженно дрыгался, стряхивал их. Мама забралась ко мне, и я почувствовал, что она плачет, содрогаясь всем телом.
– Зачем ты прогнала папу?
– Я не прогоняла его.
– Прогнала. Прогнала!
Она обнимала меня, целовала мои волосы и глаза.
– Не прогоняла, а вынудила уйти. Прости меня, сынок, прости меня.
Я вырвался и пошел в зал, оттуда открыл дверь на балкон. Ёжка был уже тут, под ногами. Кот подпрыгивал и бегал вокруг него, пытаясь схватить через шторку. Ёжка не боялся кота. Горькие мысли вспыхивали, образы, картинки. Папа сейчас уже едет в Кемерово, трясется в тошнотворном автобусе и теперь будет жить на работе, в редакции, или (почему-то представлялось, что именно один) у дедушки и бабушки на недостроенной даче. Редко воображение так четко рисовало картинку. Папа бродит по кабинетам и цехам редакционного комплекса «Кузбасс», в пыльных очках и с не стриженными неделями усами, и ему больно и горько, он уже заблудился среди типографских станков, папа тонет в свежих газетах. Он соскучился по сыну и дочери, и он любит маму. Но она! Она его прогнала!
Со злостью я подумал, что маме нужно умереть, чтобы я жил с папой.
– Сука ты, – тихо прошептал я.
Я стоял на балконе, смотрел во двор. Мамин голос позвал: