Пятый обруч. Мастер - страница 31

Шрифт
Интервал


Служитель разума меж тем не обратил на приезжих никакого внимания, продолжая общаться с покидающими город.

– Ты не закончил, – сказала Юти.

– Я к тому, что обычные миели работают с предметами, – нехотя ответил учитель, – а Перквизиторы Дома Правды общаются с людьми. Они способны сказать, лжет человек или нет, что он испытывает и чего жаждет.

– И их нельзя обмануть? – девочка насторожилась, словно уже предстала перед миели-Перквизитором.

– Очень редко, – ответил старик. – Единственное, что нам может помочь, – Перквизиторов всего несколько. Не каждому из миели дается яснознание, направленное на людей.

– И как это нам поможет?

– В Конструкт ведет множество врат, и постоянно здесь ошиваться Перквизитор не будет.

Учитель замолчал, увлеченно разглядывая булыжник в мостовой и думая о своем. Словно могло быть сейчас нечто важнее, чем проникновение в город. Юти даже зубами скрипнула, кляня себя за свалившееся на ее голову невезение.

– А я вам скажу, кто убил Его Непогрешимость, – не унимался меж тем беззубый старик, которому, к слову, тоже не досталось ни единой монетки от проехавшего торговца.

– Известно кто – Обугленная Перчатка, – ответил вихрастый парнишка. – Только у них может хватить наглости и безрассудства напасть на Проповедника Дома Правды.

– Вот и нет, – радостно, совсем по-детски, вскрикнул старик. Правда, тут же успокоился и продолжил более сдержанно: – Всему причиной Ветеран-перевертыш.

– Это еще кто такой? – не изменяя себе, недовольно спросил тип с крысиными глазами.

– А я расскажу, – будто только того и добивался Гомир. – То было пять лет назад, когда закончилось Тимерское восстание. В Конструкт вернулось много солдат. И был среди них закаленный в бою ветеран по имени Аллариз. Во время одного из последних боев часть повстанцев через море бежала в Пустошь. Ну, и Аллариз был одним из тех, кто преследовал их. Что там произошло, уж точно не скажу, но вернулся он другим. Мрачным, тихим, хотя раньше первым весельчаком считался, к тому же все время на руку жаловался. Будто бы ранили его, но саму рану не показывал.

Все нищие вдоль дороги затихли, ловя каждое слово старика. Сам Гомир поднялся на ноги, и его безобразный вид уже не так бросался в глаза. Он будто бы стал даже выше. Узкие, направленные вперед плечи расправились, а лицо приобрело некую осмысленность.