Это был мрачный день, непогожий. Боб прибыл в Центр и застал Джилл на обычном месте. Она сидела, трудясь над очередным пазлом в тысячу кусочков: пустыня на рассвете, небо над ней усеяно воздушными шарами. Она не поздоровалась с Бобом, потому что никогда не здоровалась, но он знал: она заметила, что он здесь, и знал: рано или поздно она заговорит, и первая же ее фраза укажет на жалобу. Так оно и случилось, с глубоким вздохом она сказала:
– Я так устала, Боб.
– Что, тяжелая ночь? – спросил он.
– Глупый вопрос.
Боб взял кусочек пазла и начал искать, куда бы его пристроить.
– Я-то думал, глупых вопросов не бывает, – сказал он.
– И где ж ты такое слыхал? В интернете? – скорбно хмыкнула Джилл, рьяная противница интернета. Боб почти что и не бывал на его необъятных просторах, но Джилл в какой-то момент решила, что он его горячий поборник, а такое пристрастие заслуживало только презрения.
Она стала разминать руки, объясняя Бобу, что к ней наконец-то вернулась чувствительность в больших пальцах.
– Это хорошо, – сказал он.
– Ничего хорошего, – возразила она.
Оказывается, онемение больших пальцев сменилось пульсирующей болью там же в суставах. Упоминание о боли в пальце побудило ее задуматься о других видах боли, и, увлекшись, она пустилась в монолог о своих взаимоотношениях с болью: о страданиях юности, потом среднего возраста и о том, как она справляется с этим в настоящее время. Она трактовала боль как наказание, как кару, как епитимью, и, наконец, заговорила о том, насколько от боли больно.
– Ты ведь понимаешь это, не так ли? – спросила она.
– Что я понимаю?
– Что это всего лишь боль, когда что-то болит.
Вроде бы очевидность, но потом, как уже не раз случалось, под влиянием Джилл Боб усомнился в том, что считал очевидным. Вспомнил о недомоганиях, которых у него в последнее время становилось все больше, и спросил:
– Но как ты определишь, что такое боль?
– Скажи, ты подскакиваешь непроизвольно, когда сидишь? Зажмуриваешься? Всасываешь в себя воздух рывками? У тебя краснеет в глазах пятнистыми вспышками? Становится страшно, что ты сейчас упадешь?
– Нет.
– Значит, то, что ты испытываешь, – это не боль, – сказала Джилл. – Это дискомфорт, неудобство, всего лишь неприятные ощущения.
– Не боль?
– Неудобство – это не боль.
Ее-то боль почти не проходит, сказала Джилл, к ней невозможно привыкнуть, невозможно не поражаться ей. Хорошо бы ее измерить, определить объем или вес и поделиться этим знанием с врачами, со всеми подряд, с водителями автобусов.