Я продолжаю взрослеть.
Не известно, чем бы все закончилось в ту ночь,
не пойди мы на рождественскую службу.
Бог есть, и Бог милосерден к нам,
вот и мы постараемся прожить эту жизнь милосердными.
И счастливыми.
…Люби меня таким, каким я есть, таким-каким-я-нет – меня другие любят.
Д. В.
Строки, что так заели в моей голове,
мне вещает цифровой человек.
Будучи в нашей постели третьим (но не лишним),
ведь Даше он так понравился,
что следующие тридцать минут вещания
лишним себя чувствовал я,
хотя лишней оказалась она.
Я всегда твердил себе,
что идолопоклонство зло,
и проповедовал то, что исповедовал.
Я всегда твердил, что верлибры
(которых я лично не читал)
зло не меньшее.
По итогу я влюбился в текст цифрового человека.
И в голос его цифровой,
который обласкал мое домашнее задание,
как Галина Ивановна обласкала мой первый стих
лет пятнадцать тому назад.
(Моя бабуля гордилась мной и тогда и сейчас.)
Возможно, я жил свою жизнь.
И весь поэтический путь
для меня лишь причина
попасть на Ваш семинар,
чтобы нагло Вас обозвать:
«Учитель».
Мне меньше на тридцать один, но это пока,
скоро будет меньше на тридцать.
Однако даже в свои двадцать три
мой язык не повернулся сразу назвать Вас Учитель.
Вы родились во мне как Цифровой Человек.
Мне сложно сразу после второго свидания перейти на ты.
Но это все лирика, ведь по сути
Вы уже научили меня говорить
прямо.
А ваша верная публика,
за что ей большое спасибо,
лицом меня, неокрепшего,
ткнула в мои оборзевшие от удачи
изъяны.
Теперь вот пишу Вам без фальши
и буду стараться искренне
себя полюбить настоящего,
сквозь Вашу призму в себя вглядевшись.
И надеяться буду узреть
все то, что мечтал иметь,
и всех тех, кем мечтал я быть.
А остальные пускай меня любят
таким,
каким меня больше
нет.
Я, увы, слишком рано начать линять,
хотя если мой возраст перевести на кошачий,
то по-кошачьи мне больше года,
и для кошки это нормально.
Теперь-то я понял, что значит
родиться в год кота и кролика.
Это для того было сделано,
чтобы мне было обидно,
что у кота новая шерсть отрастает,
а на голове моей нет.
От обиды часто листаю
в бездушной и тесной,
невидимой глазу сети,
разные темы.
И в историях сохраняю
все то, что в себе мне
кажется максимально ужасным
и невыносимо гадким.
(Ах, Господи, исповедь!)
Если вырвать из рук моих
распароленный телефон,
то он превращается в лезвие,