День солнцестояния, или Возвращение Анаконды - страница 9

Шрифт
Интервал


Для всех зэчек она как была с первого дня, так и осталась Анакондой. Эта кличка приехала на зону вместе с ней и крепко приросла.

В первый год, аккурат к Рождеству, ей пришла посылка со сладостями от Дениса, а потом передачки и письма приходили только от Завхозихи. Галя, освободившись, устроилась работать в близлежащую к месту жительства колонию поваром и продолжала всячески поддерживать свою опекаемую. Даже на расстоянии, находясь на «свободе», она держала соликамскую зону под контролем. Её уважали, она оставалась в авторитете. Им даже несколько раз позволили пообщаться по видеосвязи. Завхозиха добывала для Анаконды подробные сведения о дочери Вике, присылала фотографии. Как ей удавалось это сделать, осталось тайной. Похоже, это была работа какого-то профессионала. Полезные связи в криминальном мире играли и продолжают играть такую же незаменимую роль, как и в мире обычных людей, если не большую.

Сын Анаконды Анатолий Кандауров только однажды приехал к матери, чтобы рассказать о том, что женился, и что она стала бабушкой. Свидание было недолгим, и Анна настоятельно просила больше этого не делать. Младшая дочь Вика с момента ареста жила в семье отца и о матери вслух не вспоминала. Она, конечно, помнила её, но не задавала лишних вопросов и не просила о свидании. Единственную фотографию, где она ещё малышкой сидит на руках у Анны, Вика прятала в укромном уголке шкафа, уверенная в том, что оно недоступно для отца и мачехи.


Анаконда после освобождения Завхозихи замкнулась в себе и редко с кем разговаривала, если только по необходимости. По правде сказать, она особо никого не интересовала, от неё держались на расстоянии, стараясь вовсе не замечать. Всё чаще Анну замечали в библиотеке у полок с книгами, перелистывающую один за другим томики классиков. А потом кто-то подсмотрел, что классики – это только прикрытие, на самом же деле Анаконда читала Библию, что никак не вязалось с её прошлым. Анна многого из написанного не понимала, перечитывала по нескольку раз две-три строчки, не больше, хмурилась, пытаясь самостоятельно разобраться в Писании.

Пока однажды на зону не доставили новую партию заключённых, среди которых была маленькая щупленькая старушка на вид лет семидесяти. На первый взгляд это был настоящий божий одуванчик: чистенькая, аккуратненькая, в белом платочке с вышитым цветочком в уголке. Поэтому, не сговариваясь, ей сразу дали прозвище «Бабуля». Никто не понимал, как такую могло занести за забор с колючей проволокой, за какие такие грехи. Её назначили ответственной за чистоту в бараке, и, нужно сказать, к своему делу она подходила творчески. Работала прилежно. Ухаживала за комнатными растениями зимой и выращивала цветы на клумбах летом. Составляла маленькие букеты и расставляла их на тумбочках между кроватями, отчего «хата» приобретала вполне домашний и, если можно применить это слово, даже уютный вид. Ещё она вышивала крестиком цветочки на платках зэчек, причём каждый следующий отличался от предыдущего. Так платки невозможно было перепутать. И лишь они, разнообразные по цвету и по-разному повязанные на голове, позволяли выделить кого-то из общего серо-синего строя, идущего на работу и с работы. В знак особого расположения Бабуля дарила женщинам вышитые ею носовые платочки, вырезанные из остатков подкладочной ткани, которые начальство разрешило ей забирать из пошивочного цеха в знак доверия и расположения.