– Что случилось? – спросила она, когда они сели.
– Случилось? – удивился он, в свою очередь.
– Вы совершенно иначе выглядите сегодня… счастливее.
Мысленно Кинлох проклял свое слишком открытое лицо.
– Конечно, счастлив. Вы не можете представить себе, как приятно сбросить лохмотья.
– Жаль, что я раньше не подумала об этом.
– Я тоже жалею, что не подумал. Чувствуешь себя много лучше.
Верно, он чувствовал себя много лучше. Шелковый квадратик под воротом приятно щекотал кожу на том месте, где петля охватывает шею висельника.
В последнюю неделю января стояла ужасная погода. На дом налетали порывы холодного, пронзительного ветра, с утра до вечера лил дождь. Жители деревни прятались под крышами, никто не решался высунуть нос наружу. В эти дни даже миссис Спеддинг не приходила с уборкой. В течение недели добровольная затворница и ее пленник жили в полном одиночестве.
Естественно, что они стали несколько ближе друг другу. Странный каприз судьбы столкнул их при необычайных обстоятельствах, посеяв недоверие и подозрение между ними. Но постепенно они привыкали друг к другу. Случайная связь начинала соединять их какими-то новыми неясными нитями. Нося ключ к тайне под воротом нового пиджака, Кинлох перестал испытывать враждебность. Молодая женщина чувствовала перемену и, не догадываясь о причинах, отвечала тем же. В ее глазах Кинлох, собственно, был второй жертвой того, покрыть которого она старалась с таким упорством.
Однажды вечером, расчесывая волосы, – она, очевидно, не считала неприличным причесываться в присутствии слепого – она спросила:
– Разве вам не дали пенсию, как участнику войны?
Кинлох прислушивался к мягкому шороху волос о гребень, стараясь определить их длину. Вопрос застал его врасплох.
– Да, – ответил он, улыбнувшись, – но я обменял ее на единовременное пособие.
Движение гребня остановилось.
– А пособие промотали, конечно. Вы смеетесь?
– Нет, меня забавляет ваша любознательность. Так заботливые, старомодные жены, ложась спать, расспрашивают мужей.
Гребень снова заработал, но медленнее. Она смотрела на слепого задумчивым взглядом сквозь пряди распущенных волос.
– Нет, – сказал Кинлох обиженно, – я не «проматывал» денег… в том смысле, как это принято понимать. Деньги были обращены в акции чайной компании Калинда, по совету друзей. Они продавались тогда по девять пенсов штука. Записано на мое имя несколько тысяч, но теперь они не стоят ни гроша. Акции принадлежали тому самому другу, который советовал купить и который клялся, что они непременно поднимутся в цене.