Человек перешёл с одной улицы на другую, ничем не отличающуюся улицу, ведущую в парк. Кое-где изрядно побитую дорогу освещали или пытались освещать уличные фонари.
Шаг, вальяжный взмах стопой. Город Торф бросался прохладным ветерком и извергал запах выжженного бензина. Глотая пахучий кислород, будто голодный бедняк свежий кусок подаренного мяса, человек рассеянно переступал одну дорожную выбоину за другой. Эти редкие вылазки в мёртвую пучину захудалого городка всегда сопровождались мгновеньями внутреннего беспокойства. Шаг, мокрый кед погряз в грязи. Пыль, бетон, людские муравейники, старость, серость, бедность, городская депрессия. Следствия чрезмерной жадности и некомпетентности местного смотрителя. Лесник не хочет заниматься живностью леса, лесник срубил избу и ловит рыбу в местных озёрах. Шаг, мятежный час ступил на упокоенную сном аллею. Человек перебирал своими жилистыми ножками, упёрто игнорируя своё периферийное зрение. При этом страх быть кем-то выслеженным с каждым новым шагом верещал самой громкой сиреной. В это позднее время на поверхность всплывали различные существа, в сущности, представлявшие собой смесь обезьяны с гиеной.
Один недолюд пожирает палёное пойло, другой закидывается какой-нибудь гадостью, убивающей его изнутри, а третий рыщет где-нибудь в окрестностях парка. От третьего недолюда всегда ожидаешь недоброго. Третий всегда на кураже и всегда, чувствуя свою неуязвимость и безнаказанность, начинает, как пиявка, присасываться к прохожим.
Человек обернулся. Сделав это резко и немилосердно для своего воображения. Силуэты и тени не успели отступить под ветви желтолистных деревьев, отчего пытливый глаз успел ухватиться за их край. Колкий ком подкатывал к самому горлу. Шаги ускорились, а вместе с ними ускорилась работа внутренних органов, которые под давлением от интенсивности двигательной системы смешивались в нечто непонятное и вызывали тошноту.
Темнота преследовала человека. Ощущая её скольжение, он страшился. Подошва обуви хлестала лужи по её бесформенным щекам. Пот стекал по опухшему лицу, а мурашки щекотали волосы на голове. Третий, третий, третий. Разносилось громким эхом внутри человека. Главное – не третий.
Белый свет от фонарных столбов окружал человека. Белый свет не к добру. Он слепит и не даёт распознать окружающих недоброжелателей. Мало кто помнит, а ведь раньше лампочки на этих ночных светляках давали жёлтый оттенок. Человеку он внушал уверенность, питал теплотой. Жаль, но вся жёлтая эпоха прошла, теперь годы пожинали белизну настоящего.