Смертельное Таро - страница 3

От слов Леонарда у Хелены перед глазами вновь пронеслись события последних часов: пустой коридор, мрачная душная комната. Смех, чужие холодные руки на собственной шее. А следом – кровь на стенах и одежде. И улыбка на искаженном смертью лице, которая преследовала ее даже сейчас, когда труп был надежно спрятан.

Страх, смешанный с отвращением, вновь подступили к горлу. Не в силах ни сглотнуть этот ком, ни ответить Леонарду на колкость, она молча запрокинула голову.

Прямо над ними луна склонила свою посмертную глиняную маску. Заплывшие пустые глазницы безжизненно смотрели куда‑то сквозь них. У Хелены были веские основания винить этот прибитый к небу труп во всех своих бедах. Ей хотелось услышать ответ хоть на один из своих вопросов прямо оттуда, сверху.

Но никаких ответов не последовало.

Попади мадемуазель де Фредёр к врачу своевременно, на вопрос «Когда у вас начались проблемы со сном?» она с уверенностью бы ответила, что ровно два месяца назад, семнадцатого июня. Если быть совсем точной, где‑то без десяти полночь – в то время она имела привычку ложиться особенно поздно.

Но едва ли был шанс предотвратить это вовремя. Поначалу новая жизнь походила на одну из тех романтичных историй, написанных размашистым почерком, что Хелена видела в альбомах знакомых девиц – по старой памяти их еще бездумно называли подругами.

Той ночью пламя свечей, тонкое и высокое, привычно подрагивало от ветра. Свет наполнял комнату скользящими бликами, попадая на стеклянные подвески на канделябрах, висящие на зеркале бусы, сосуды с маслами и туалетной водой. Это было похоже на озерную гладь с мелкой искристой рябью. Доска для шахмат с тонкой росписью лежала раскрытой на небольшом столике, и резные фигуры казались живыми.

Хелена подошла к трюмо и с будничной озадаченностью стянула сорочку в области талии. Вид привычно расстроил: округлостей, обещанных гувернантками в детстве, так и не появилось, а рельеф обтянутых кожей ребер сгодился бы для гипсового слепка. Зеркала Хелена никогда не любила: отражение вызывало в ней лишь чувство подавленности. Однако смотрелась в них девушка как можно чаще, с особым мазохистским удовольствием отмечая все изъяны и недостатки. Она понимала, что стала жертвой огромной природной несправедливости, так что жалость к себе была давно ей знакома. Какое чудо должно произойти, чтобы хоть кто‑то увидел в ней женщину? Ей не дано было это понять.