У клыканов хватило чутья не
высовываться.
У людей – нет.
Компаньоны дружными усилиями втащили
командира обратно в квартиру, а Каравай тихо, словно железо вдруг
превратилось в хрупкое стекло, закрыл дверь, не издав ни звука.
– И что теперь?! – прохрипел Первый
окончательно севшим горлом. Стажер сидит на трансформаторной будке,
а они даже не смогли выбраться из проклятого здания.
– Есть идея! – Соленый бросился
обратно в зал, где только что отсиживались караванщики.
«Надеюсь, идея не такая же
отмороженная, как у Стажера», – в каком-то ступоре подумал
караванщик, вваливаясь следом. Страшная, мгновенная гибель товарища
выбила его из колеи. Но сейчас не время раскисать. Скорбеть он
будет потом, когда выживет сам и спасет свою сцепку. Сжав зубы, он
с силой встряхнул головой, прогоняя слабость.
Соленый уже орудовал возле окна по
примеру Стажера – зацепив «кошку» за батарею, скинул трос, и,
первым перевалившись через край, скользнул вниз.
А ведь и правда – не обязательно
выбираться тем же путем, каким вошли.
– Я прикрою, – отрывисто бросил
Каравай, вскидывая автомат и шаря стволом по окрестностям. –
Мужики, давайте вниз, пока собак нет! Ну же!!
Переступив порог квартирки из двух
небольших комнатушек, в которой он проживал с семьей, Грешник хмуро
оглядел взволнованные томительным ожиданием лица жены и дочери.
Фиона и Майя сидели за столом, обе уже облачены в теплую одежду,
пальцы нервно стискивают на коленях заранее приготовленные зимние
шапки. Женщинам понадобилось немало мужества, чтобы отважиться на
такой поход, но решение уже принято, назад пути нет. На полу –
рюкзаки, набитые вещами. На кровати – сваленная беспорядочной
грудой одежда, из которой выбирали лучшее.
Неприятное предчувствие, что сегодня
все пойдет не так, как надо, не оставляло Полякова ни на минуту,
отравляя и без того паршивое настроение. Такое неподготовленное
заранее, поспешное бегство, когда приходится импровизировать на
ходу, кого угодно выбьет из колеи. Именно поэтому его совсем не
тянуло на разговоры.
Грешник молча шагнул к столу,
небрежно отодвинул металлический чайник, в котором булькнула давно
остывшая заварка, положил оружие на столешницу. На тарелку с
галетами и вскрытую банку тушенки из армейского сухпайка глянул
лишь мельком. Приготовили для него, чтобы подкрепился перед
выходом, но есть не хотелось. После убийства он всегда долго не мог
смотреть на любую пищу, словно насыщаясь чужой смертью.