– Да ты сам не шипи, Хомут, –
негромко осадил Оспа, примиряя обоих. – Чего так перевозбудился?
Прошлое – это всего лишь прошлое. Оно не кусается.
– Да плевать на прошлое. Херней мы
занимаемся, Оспа. Мне вон уже тридцать с гаком, а я как Чингачгук.
Рыскаю по поверхности, пока не огребу сполна. А жизнь, брателло,
идет. Что плохо – идет мимо. Сдалась пахану эта традиция…
Долгожитель хренов. Не сам ведь сердце добывает, мы корячимся.
Нам-то такое приключение жизнь может и укоротить.
Оспа прекрасно понимал, что за
вспышкой недовольства обычно сдержанного Хомута – те же
растревоженные воспоминания, что и у него. Чертова комната
выглядела слишком жилой. Особенно в темноте, когда проступают лишь
интуитивно узнаваемые очертания предметов, но почти не видно, что
вся мебель, исхлестанная через окно ветром с дождем и снегом, за
много лет покоробилась, пришла в полную негодность. На открытых
пространствах все рано или поздно умирает. А вещи, оставшиеся после
людей, лишенные их заботы и ухода, неизбежно повторяют их судьбу.
Ничего, этот эмоциональный всплеск пройдет. Это всегда
проходит.
Охота на вичух под Новый год и в
самом деле давно уже вошла в традицию. День рождения Учителя,
пахана Новокузнецкой, приходился на третье декабря, вот братки и
старались. Как традиция возникла, уже никто и не помнил. Зато
почему-то считалось, что сердце летающей твари, крайне злобной и
опасной, помогает здоровью и долголетию. А что для уважаемого
человека, у которого и так есть все, будет ценно? Ясное дело –
именно такой подарок. Сам Оспа, как человек старой закалки, считал
полнейшим идиотизмом жрать эту дрянь. Хоть в вареном виде, хоть в
жареном. Учитель, насколько было известно следопыту, тоже
придерживался такого мнения. Но вот незадача – молодняк к новым
обычаям относился всерьез, так что хочешь не хочешь, а приходилось
соответствовать ожиданиям. Авторитет складывается из мелочей. Даже
из таких дурацких.
– Не гони волну, Хомут, – Оспа
устало вздохнул. – Удачно вернемся – и нам счастье обломится.
Учитель добро помнит.
Лишившийся книжки Кирпич обиженно
сопел недолго, пытливо прислушиваясь к разговору старших:
– А кто такой Чингач…
Где-то в подъезде раздался громкий
заунывный звук.
Оспа мгновенно подхватил со стола
оружие, вцепился пальцами в перчатках в холодный металл, нащупывая
спусковой крючок. Кирпич, поперхнувшись вопросом, шарахнулся в
угол, разворачивая автомат к дверному проему. Хомут же, ловкий,
подвижный и все-таки, что ни говори, абсолютно безбашенный,
несмотря на свое ворчание, неуловимой тенью метнулся через комнату
в коридор. Упал на колено, вскинул наизготовку верный АК-74.