Страх! Он поднимался вокруг меня непреодолимыми волнами. Слепой страх, который заставлял людей бежать прочь, теряя достоинство. Иногда машины в пробках сталкивались друг с другом, когда их водители впервые видели мою блестящую металлическую фигуру, такую человекоподобную и в то же время такую чужую. Я чувствовал себя подавленным. Неужели я вечно буду внушать страх?
Дети, однако, гораздо быстрее адаптировались. У них было больше любопытства. Так, группа уличных шалопаев стала следить за мной, бросая камешки, чтобы услышать, как они звенят о мое металлическое тело. И тогда они начали скандировать: «Ты всего лишь консервная банка! Ты не что иное, как консервная банка!»
Меня это не раздражало, но и не особенно забавляло. Некоторые взрослые, мимо которых мы проходили, хихикали. Люди не могут смеяться и бояться одновременно. Песенка мальчишек обернулась завуалированным благословением. Даже у Тома – хотя он и пытался это скрыть – на губах заиграла затаенная ухмылка. У меня появилась надежда, что страх передо мной в конце концов утихнет.
Но эта надежда была напрасной. Мой первый поход в публичную библиотеку вызвал беспокойство – как у меня, так и у окружающих. Люди торопливо отходили от меня. Сотрудники библиотеки пытались воспрепятствовать моему проходу, но Том спокойно и упрямо доказывал им, что они не могут выгнать меня ни по какому поводу, а только лишь вследствие нарушения гражданских свобод. Библиотекари сдались, но вызвали полицию для обеспечения безопасности. Безусловно, все уже были наслышаны обо мне как об убийце человека. Все были уверены, что в любой момент я захочу убить еще одного. Я это чувствовал, и это меня огорчало.
Но в то же время в этом была и забавная сторона. Я опустился в кресло в читальном зале и принялся читать научные книги, которые Том раздобыл для меня на стойке регистрации. Я сканировал по одной странице за раз. Мои глаза работают по принципу телевизора, а память у меня фотографическая.
Пожилой мужчина напротив читального стола не поднимал глаз. Сосредоточившись на чтении, он не обратил внимания на шум, который я не мог не произвести, когда моя металлическая конструкция соприкоснулась с креслом. Но в наступившей тишине ровное гудение моего внутреннего механизма, должно быть, донеслось до него. Он вдруг поднял голову, бросил на меня раздраженный взгляд и снова опустил глаза. Прошло около десяти секунд, прежде чем он снова поднял голову, осознав увиденное. На этот раз он был ошарашен. Он закрыл глаза и снова открыл их. Посмотрев на меня еще раз, он тихо встал, словно вспоминая о какой-то другой встрече, и ушел. Его лицо выглядело бледным.