Я сидел за мольбертом и усердно работал над картиной, когда раздался телефонный звонок.
– Серёга, это Степанов. Сможешь сегодня на дегустацию прийти? – и, не дав мне даже слова сказать, тут же заявил: – Отговорки не принимаются. Иначе кровником станешь. Жду.
После чего тут же повесил трубку. Что мне оставалось делать? И дабы не обижать старинного друга – тоже, кстати, художника, не без сожаления оставил недописанную картину и отправился на «дегустацию», благо он жил недалеко от меня – всего в сорока минутах ходьбы. Зная аскетическую жизнь своего друга, да ещё перед «дегустацией», я всегда сначала заходил в небольшой супермаркет за продуктами недалеко от его дома, в Бобровом переулке, иначе дегустация, вне всякого сомнения, будет проходить, как в американских фильмах, без закуски, а для меня такое недальновидное нарушение наших древних русских традиций было просто неприемлемо.
В магазине, всё ещё находясь под впечатлением от своей незавершённой картины (художники так устроены, что продолжают размышлять над своим творчеством, даже когда просто идут по улице или выпивают), сдуру подарил кассирше свою новую книгу (да, как-то так получилось, что, кроме картин, ещё и книги неожиданно для себя стал писать). Кассирша сидела за кассовым аппаратом с равнодушно-злобным лицом, словно сфинкс египетский, и обращала внимание на покупателя, только когда тот выкладывал из магазинной пластиковой корзины покупки на столик у кассы. Тогда она зловеще смотрела на него и рявкала:
– Магазинную карточку давайте!
Звучало это так, будто она требовала предъявить пропуск на сверхсекретное предприятие, и при этом, на всякий случай, одной рукой держалась за кобуру пистолета. Если покупатель говорил, что он не в курсе и знать не знает ни про какую карточку, она зычно обращалась к очереди: