– Психованная сука! – гремит он. – Только тронь меня своими гребаными грязными лапами еще раз, и я тебя прикончу!
Я хочу огрызнуться в ответ – страх исчезает, ведь я просто дико зла сейчас, на всех и вся. Но еще до того, как я вступаю в свою защиту…
– Может, попробуешь сказать это дерьмо мне, ублюдок?
Сердце бешено колотится в груди, и меня внезапно захлестывает волна ярости и замешательства. И все из-за того, кто только что произнес эти гневные слова – Уэст, полный ярости, нос к носу с Остином. Последний отступает, словно дрессированный щенок. Просто безумие, как быстро верный подданный становится на место, когда король напоминает о послушании.
Дэйн и Стерлинг подходят, чуть опоздав, что доказывает, насколько быстро Уэст, должно быть, вскочил и бросился к нам. При других обстоятельствах это можно было бы расценить как доблестный поступок, но ничто в отношении Уэста Голдена меня не впечатляет. Ведь я его знаю. На самом деле, это может быть подстава – уловка, с помощью которой Уэст вновь меня одурачит, заставив думать, будто у него все-таки есть душа.
С того места, где стою, я вижу, как у Уэста дергается челюсть, вижу, как его ноздри раздуваются от гнева – настоящего или притворного.
– Слушай, чувак, я не хочу никаких неприятностей. Я ж просто шутил с ней, – объясняет Остин, поднимая руки в знак капитуляции. Он отступает настолько поспешно, что задевает бедром угол обеденного стола, немного теряя равновесие.
– Если я еще раз замечу, что ты хотя бы дышишь в ее сторону, я тебя покалечу. Усек?
Уэст кипит от злости, вены на руках выступают прямо под татуировками.
– Усек, – признает Остин, переводя взгляд с Уэста на его братьев и, похоже, сожалея о том, что вообще подошел к моему столику.
Теперь почти вся столовая наблюдает за происходящим. Всего лишь вопрос времени, когда кто-нибудь из учителей заметит ссору. Из-за Уэста я не могу позволить себе даже отдаленно быть связанной с неприятностями. О том, чтобы остаться и посмотреть, чем все закончится, не может быть и речи. Когда один из обедающих учителей хмурится из-за сложившейся ситуации, я подхватываю вещи и несусь со всех ног по центральному проходу, вон из столовой. Но едва не останавливаюсь, расслышав низкий, знакомый голос.
– Саутсайд! Подожди!
Двигайся быстрее, Блу. Не давай ему шанса заговорить. Не давай ему шанса забить тебе голову той ложью, которую он придумал, чтобы снова втянуть тебя в это дерьмо. Все, что он когда-либо говорил, все, что он когда-либо скажет, – ложь.