– Но почему? – все же вскричал он.
– Не задавайте вопросов. Это невозможно, вот и все, – сказал Гиммлер.
– Очень хорошо, – вздохнул Керстен. – В таком случае я обращусь за визой в представительство Финляндии.
В трубке на том конце провода раздался взрыв хохота, затем голос Гиммлера, которого это явно забавляло:
– Уверяю вас, дорогой господин Керстен, что, раз я ничего не могу сделать, никакое представительство не поможет.
Голос на том конце провода стал серьезнее:
– Прошу вас – нет, я требую, чтобы вы всю следующую неделю оставались в поместье и никуда оттуда не выезжали.
В начале разговора Керстен был изумлен, затем раздражен, но после этих слов он сильно встревожился. В то же время он не мог отогнать от себя мысль: «Если бы я его не привел в хорошую форму, он бы со мной в таком тоне не разговаривал».
Последовало короткое молчание, Керстен спросил:
– Что же, теперь я интернирован?
– Понимайте как хотите, – последовал ответ.
Вдруг Керстен опять услышал смех рейхсфюрера.
– Но будьте уверены, из-за вас Финляндия нам войну объявлять не будет!
Разговор резко прервался, Гиммлер бросил трубку.
Через несколько минут вся связь между Хартцвальде и внешним миром прекратилась.
Двенадцать дней прошло в нетерпении, беспокойстве и гневе, прежде чем в доме Керстена опять зазвонил телефон. Это было очень рано утром 10 мая. Звонили из штаб-квартиры СС и от имени рейхсфюрера просили доктора немедленно приехать в Берлин для встречи с ним.
Чувство ярости Керстену было почти не знакомо. Тем не менее, когда доктор предстал перед Гиммлером, и лицо, и все его массивное тело излучали именно ярость. Его пациент, дружески улыбаясь, этого даже не заметил и поприветствовал его следующим образом:
– Простите меня, дорогой господин Керстен, если я затруднил вам жизнь, но слушали ли вы радио сегодня утром?
– Нет, – процедил Керстен сквозь стиснутые зубы.
– Что? – удивился Гиммлер. – Вы и правда не знаете, что произошло?
– Нет, – ответил Керстен.
И тут Гиммлер радостно закричал – и выражение его лица было таким, как будто он сообщает своему другу лучшую в мире новость.
– Наши войска вошли в Голландию! Они освободят нашу братскую страну, чисто германскую страну, от еврейских капиталистов, которые ее поработили[25].
Во время своего вынужденного пребывания в имении у Керстена было много времени, чтобы размышлять о том, что его тревожит. Но то, что он услышал, превзошло самые дурные ожидания.