Однако вопреки своим же словам он давит крупным телом, заставив меня растечься, словно кусочек сливочного масла на жаре.
– Будешь лезть ко мне в трусики после того, как там побывал другой мужчина? – спрашиваю со злостью.
Бекетов замирает, тяжело дыша.
Даже когда море расступилось перед Моисеем, удивления на лицах евреев было меньше, чем на лице Глеба.
Смотрю в его лицо, ничего не видя перед собой от жгучей боли, лишающей возможности мыслить здраво.
Вру безбожно, но больше не хочу ничего чувствовать к этому ледяному и бездушному монстру.
Пусть солгу, но спасу себя.
– Я была с другим. Поверь в это, наконец, и оставь меня в покое!
– Не могу, – выдавливает из себя по букве. – Я до сих пор хочу тебя. Хочу…
Стараюсь избежать его объятий, но он лишь цепляет меня за обе руки.
Переплетённые до боли пальцы. Так тесно, что узелки ломит, и по всему телу расползается агония.
Бекетов наклоняется ко мне. Его дыхание, жаркое, чувственное скользит по щеке, стремясь найти губы.
Так знакомо и больно.
Мне хочется подняться к нему, встать на цыпочки, чтобы встретиться с желанными губами.
Упасть к нему в объятия.
Нам было так хорошо вместе.
– А я не могу и не хочу так, как хочешь ты.
– Мой брак – договорной. Ты же помнишь? Это условие отца. Я не мог допустить того, чтобы он вредил тебе, чтобы он…
– Это пройденный этап. Ничего уже не исправить. Ничего. Дороги назад нет.
– А я хочу. Тебя. Почему ты до сих пор в моей голове? Почему? Почему?!
Ему не нужно повышать голос, чтобы кричать. Глеб говорит спокойно, но я чувствую, как он кричит где-то внутри себя, ломая голову над моим решением. А я просто не могу…
– Ты и я. Вдвоём. Давай вместе?
Нет, не смогу. Не вынесу.
– Ты злишься?
Отрицательно качаю головой.
Я на него не злюсь, не могу злиться. Мне просто слишком больно, чтобы злиться и плакать. Слишком больно, чтобы прощать.
– Не злюсь. Мне просто плевать.
Только после этих слов Глеб отступает, он выглядит ошарашенным и растерянным.
– Уходи, – прошу его.
– Ты этого хочешь? Скажи, чего ты хочешь по-настоящему. Скажи, и я сделаю все возможное и невозможное. Все, что угодно. Ради тебя.
– Хочу, чтобы ты ушел из моей жизни. Навсегда.
Глеб отступает на несколько шагов, его лицо мрачнеет больше, чем обыкновенно, возраст резко накатывает глубокими морщинами на лоб и скорбными складками возле губ.