На столе появилась пепельница. Он покрутил ее в руках. Стряхнул в нее пепел, а затем, будто бы ему надоело курить, смяв, затушил об нее сигарету. На меня посмотрел и продолжил:
– Тут другое, понимаете, мой друг. – Фадин сильно подался вперед, так что впервые в круге света я мог рассмотреть его лицо: белое, меловое, сильно вытянутое, с крупными красными родинками, короткой густой седой бородой и венцом взъерошенных жидких волос. – Они также бросают вызов смерти, как и мы. А это все расставляет по своим местам. Действительно, по настоящему иной разум будет тот, кто сможет быть и по ту, и по сю сторону смерти, и от нее не зависеть. И уже совсем другой разум, иной даже последнему, будет тот, что никак не связан с нашей вселенной. Но между ними тремя лежат пропасти. Пропасти тотального непонимания и безразличия. А всё остальное – решаемо.
Когда он говорил, я заметил, что из-под ворота его рубашки торчит металлический ошейник-ворот АК-костюма.
– По-вашему, мы обречены вот так сидеть на краю пропасти и смотреть в бездну?
Он покачал головой.
– Не думаю. Между ними есть тропинки. Пути, но, чтобы пройти по ним, нужно будет туда спуститься. Само наличие этих тропинок уже заложено в наше естество, если хотите. Имманентно нашему пребыванию в мире. – Он задумался, что-то вспоминая. – Знаете, я читал как-то очень старый миф, он был написан в разговоре, похожий на этот. О корнях нашей культуры. В деталях не вспомню, но если своими словами, то звучал он примерно так: Как-то Господь Бог, сотворил людей и понаблюдав за ними какое-то время, удалился в пустыню. Пустыня эта бал безжизненна и безвидна. Бесконечная равнина, окруженная высокими горами со всех сторон, словно блюдце под самым солнцем. Там он размышлял о людях, видя дела своих в делах человеков. И стало ему так горько, от участи нашей, что вздохнул он и пролил на землю кипучие слезы. И омыли те слезы землю, и преобразилась она. Заколосилась, покрылась лесами и полевыми травами, побежали по ней ручьи и реки. А после, через тридцать три года, как полагается, вышли из земли, орошённой божьими слезами люди. То были люди Предела. И смерть смотрела на мир их глазами.
Игорь Семенович перевел дух. Ему вновь принесли чай.
– И вот мы здесь. Далеко вышли за предел земли. Несемся по водам Великого Океана. В некотором смысле, чувство предела, чувство бездны, это наш экзистенциальный горизонт, который мы видим вдали. А что с этим делать – никто не знает.