Никто не мешал Мастеру наслаждаться красотой серебряной статуи Падмасамбхавы в Южной часовне. В той самой часовне, где некогда Нгаванг Лобсанг Гьяцо впервые предложил ему стать деси, или, как это примитивно называют сейчас – регентом Пятого Далай-ламы. Он помнил тот долгий и тягостный разговор. Помнил грусть в глазах величайшего из властителей Лхасы и своего друга. И помнил свой отказ, продиктованный слухами о его родстве с Далай-ламой.
Названный Мастером обнаружил себя в Северной часовне, разговаривающим со статуями Шакьямуни и Вайдурья-прабха-раджи. Он снова закрыл глаза и вспомнил, как молился в той часовне, будучи призван во дворец во второй раз. Несколько дней провёл он в Северной часовне, прежде чем вновь предстать перед своим другом.
И вот он уже в Красном дворце. В одном из многочисленных залов, расписанных чудесными фресками с жизнеописаниями будды Дипанкара. С годами фрески выцвели, а некоторые и вовсе были утрачены. Но Мастер помнил. Вспомнил, как Нгаванг Лобсанг Гьяцо назвал его полным именем – Деси Сангье Гьяцо – и повелел принять ношу деси. Помнил и как с покорностью, рождённой в многодневной молитве, принял волю своего Владыки.
Ещё один зал. Тот, где он предпочёл бы не появляться. В этом, увешанном расписными шелковыми гобеленами зале у него даже сейчас горели щёки. Горели так же сильно, как в ту ночь, когда вспыхнул пламенем румянец на её щеках. Это горнило, поглотившее немолодого уже монаха, было первым и последним в его жизни случаем нарушения монашеских обетов. Ах, как была она тонка, как изящна. Светящая в узкую оконную щель луна подчеркивала белизну её кожи. Длинные, подобные ночному небу над Лхасой волосы, разметавшиеся по рыжему покрывалу, делали её нереальной. Её трепетное, прерывистое дыхание и чуть слышный стон впервые за многие годы заставили сердце Деси Сангье Гьяцо биться сильнее. Нет! Прочь! Прочь из этого зала!
Мастер стремглав вылетел из увешанного гобеленами зала и уверенной походкой зашагал в западную часть Красного дворца. Туда, где свершилась величайшая из ошибок. Он шёл, не замечая, как кеды на его ногах утрачивают свой европейский лоск и спортивный вид, превращаясь в довольно простые красные ичиги. Брендированная неизвестным символом футболка и современные брюки тоже изменились. Мастер даже не замечал, что ступает по коридорам дворца, облачённый в плотные ткани бордового и рыжего цветов. И лишь длинные, собранные в косу волосы да легкая испанская бородка никуда не исчезли.