Потом поехал в Александровку. Там строительство продолжалось, невзирая на зимнее время – рубили срубы для школы и больницы, такие же рубленые двухэтажные дома предназначались для рабочих – когда коляска подъехала поближе, явственно ощутил приятный запах смолистого свежего дерева, да и вид новых домов радовал глаз. Заметил, что новый цех все же перекрыли, а окна и двери заколотили, так хоть снег не попадет. Парамонов встретил меня на строительстве – молодец, не сидит в кабинетике, а шевелит народ. Поздравил его с премией в две тысячи рублей за разработку пишущего узла по моей идее, сказал, что перо запатентовали и есть спрос, надо срочно строить цех.
Посоветовались, где его строить, и все же решили, что в Купавне, там основная химия, а медные работы мы уж как-то перенесем. Попросил дать задачу мастеру, изготавливающему пишущие узлы, наладить их производство в возможно большом объеме – не менее двух тысяч в первые два-три месяца с увеличением вдвое каждый месяц и доведением до тридцати двух тысяч штук в месяц. То есть в этом году мы должны продать не менее двухсот-трехсот тысяч штук наших перьев, иначе затея не окупит вложений. Я рассчитываю на продажу в полмиллиона перьев, на этот объем надо закупать сырье и станки и нанимать людей.
– Цена завода должна быть не более 80 копеек за перо, причем себестоимость не должна превышать сорока копеек – сюда входят все издержки на материалы, оборудование, стоимость зданий, транспорт, зарплату рабочих и мастеров, ну ты и сам лучше меня должен знать, как рассчитать себестоимость и маржу. Подумай о выпуске не только дешевых ручек в деревянном корпусе, но средних по цене, но уже в металлическом корпусе из латуни и дорогих, в серебре, – я вытащил из кармана одну из подарочных ручек в серебре и вручил ее директору:
– Вот, Мефодий, владей и всячески ее демонстрируй на переговорах с партнерами, подписывай бумаги и вообще, когда директор пользуется своим изделием – значит, оно того заслуживает.
24 января 1892 г. Севастополь – Ливадия
Крым встретил меня довольно холодной и ветреной погодой, даже неприятно было ехать по Приморскому шоссе в Ливадию, подняв воротник шинели и сунув ноги под кожаный фартук коляски с поднятым по случаю ненастья верхом. Море было серым, по нему бежали серо-стальные волны с белыми барашками. Такие же темно-серые дождевые облака надвигались с моря на сушу. Моросил мелкий противный дождь, который ветром заносило под верх коляски. Вот вам и Крым, всесоюзная здравница, может, надо было Георгия в Италию, на Капри отправить – жил же там Горький-Буревестник, не тужил, хотя тоже туберкулезником был.