– И вас ничего не смущает?!
– Смущает только одно: Боравия – маленькая страна, пока не решила, где, в случае войны, мне хоронить всех врагов.
Что это? Мне показалось, или в чёрных как ночь глазах на миг промелькнуло восхищение? Хотя, когда имеешь дело с князем Йозерци, ни в чём до конца уверенной быть нельзя. Его следующая фраза лишь укрепила меня в этом.
– В том, что вы легко сметёте любое препятствие со своего пути, я не сомневаюсь. Вот только какой ценой?
– Довольно! – Взмахом руки я велела ему остановиться и не докучать бессмысленными попытками достучаться до моей совести. Случись убийце совершить задуманное, о какой совести тогда бы он заговорил? Как бы смог оправдать убийство невинного ребенка? Моего ребенка!
От одной лишь мысли об этом меня прошиб ледяной пот. Я вновь повернулась к Франко и его людям:
– Приказ понятен? – и, когда они молча кивнули в ответ, готова была добавить: «Выполняйте», – когда меня прервало осторожное покашливание Арно прямо за спиной.
– Ваше Величество, есть новости чрезвычайной важности.
Скрестив руки на груди, я с вызовом посмотрела на Йозерци, чьи глаза продолжали глядеть на меня с немым укором, после чего обернулась к юноше.
– Говори.
– Гвардейцам удалось по горячему следу схватить второго преступника. Сейчас, он в камере для допросов. Желаешь лично принять участие в экзекуции или доверишься палачу?
Ну уж нет. Отныне, я сама буду и судьей и, если нужно, палачом.
– Веди, – подобрав юбки, я шагнула вслед за Арно, когда меня окликнул князь.
– Я, так понимаю, что ваш предыдущий приказ отложен. Что прикажете делать с портретами?
Не оборачиваясь, я бросила на ходу:
– Сжечь. А пепел собрать и разослать адресатам.
Камера для допросов некогда являлась предметом особой гордости Миклоша Айвана. Чрезвычайно жестокий по натуре, он с особой тщательностью обставлял её всеми известными в Европе орудиями пыток, при одном взгляде на которые, и самый бесстрашный храбрец превращался в растерянное и запуганное существо, готовое рассказать всё что знает, и не знает, кстати, тоже. Когда я, осматривая дворец, впервые спустилась в это жуткое место, то испытала самый настоящий ужас от сознания, насколько может быть безжалостной человеческая порода, придумавшая столь изощрённые способы воздействия на себе подобных. Клянусь, даже самое дикое животное никогда не стало бы так мучить свою добычу, а постаралось бы убить ее максимально быстро. Но нет, Айван, судя по тому, что я всё больше и больше о нем узнавала, был кровожаднее любого свирепого хищника. Ему доставляло невероятное удовольствие упиваться собственной властью и, как ему казалось, безнаказанностью. Чем более зверским способом он истязал своих жертв, тем выше поднимался в собственных глазах.