Через какое-то время я осознала, что наркотики и криминал были для этих мальчишек масками, за которыми они прятали и берегли свои самые глубокие раны. Они цеплялись за эти маски для того, чтобы выжить. Я смогла осознать их боль, травму, оставленность, страх, одиночество, разбитые мечты и включенный режим выживания, потому что все это было хорошо знакомо мне самой. Те же самые переживания преследовали меня столько, сколько я себя помню. Я носила другие маски для выживания, но под нашими разными масками скрывались все те же флешбэки, кошмары, навязчивые мысли, основанные на самоуничижении, страхе и сомнениях. Хотя я научилась приспосабливаться, задействовала свои способности к спорту, чтобы вписаться в общество, старательно избегала боли, которая ожидала меня дома, и игнорировала некоторые мыслительные процессы, в конечном счете я все равно видела себя в этих мальчишках. Я завидовала их храбрости, необузданной способности действовать и выражать свою правду, какой бы хаотичной и запутанной она ни была. Я им даже в какой-то степени завидовала, потому что они получали поддержку, которой, как мне тогда казалось, у меня никогда не будет.
Эти парни говорили на моем языке, а я говорила на их. Пусть и не через наркотики и импульсивные действия, но через глубокую боль, которую не каждый умеет заметить, потому что на это нужно время. Мы понимали, что такое отчаяние. Я знала, как сопереживать их отчаянным тактикам выживания. Но что еще важнее, я была той, кто мог заметить потерянного ребенка в углу, оторванного от других и одинокого, потому что сама однажды была таким ребенком. Когда я увидела в этих мальчиках отражение собственной реальности, которую я старалась похоронить глубоко внутри, я наконец обрела возможность взять все в свои руки и делать для них то, что мне раньше хотелось, чтобы кто-то сделал для меня. Я делала только то, что тогда умела: принимала их. Замечала их. Выслушивала. Поддерживала. Выстраивала четкие, но любящие границы. Обращалась с ними в соответствии с тем потенциалом, который был заложен в каждом из них, не пытаясь отождествить их личность с совершенными ими ошибкам. Мы все хотим, чтобы с нами так обращались, чтобы видели нас в таком свете, потому что это дарит нам надежду. Работа с ними глубоко задела меня за живое, и этот опыт зажег огонь в моей душе. Я сменила свою специализацию в университете со спортивного менеджмента на психологию и решила стать терапевтом. И хотя моя боль и боль тех подростков имела свои корни в детских травмах, моя жизненная миссия (а также цель этой книги) – помогать людям, которым пришлось пережить травму любого рода: абьюз, жестокость, серьезный несчастный случай, войну, природные катастрофы и т. д.