Сквозь ледяное крошево, качающееся в серой мути, увидел над собой плюхнувшуюся огромную ветку. Вцепился в неё.
Зыков, распластавшись на льду, тащил его, отползая понемногу. Рыхлый сырой лёд разваливался. Но вскоре колени упёрлись в дно. Выбрался, не помня как…
Потом сушились у костра, чтобы никто не узнал. Мать будет ругаться и плакать… Но даже и не согрелись, стуча зубами, разошлись по домам. Шёл Крапивин к дому, дрожал мелкой дрожью и вдруг подумал: «Всё-таки летать – это круто». В то лето в их городе, в парке, установили новый аттракцион – старый списанный звездолёт…
Посадка на крышу огромного, с километр в поперечнике, запорошенного пылью звёздных дорог, древнего эсминца прошла успешно, хоть капитан и заметно нервничал.
Все тут же разбрелись по посадочной площадке, пытаясь посчитать, сколько машин принимала на борт эта махина одновременно. Длинные ряды посадочных шлюзов терялись в чернильной темноте.
Но многорукий Зак уже махал всеми своими верхними конечностями, спеша навстречу. Аморфные крэтяне легко принимали любую удобную им форму, просто втекая в неё всем существом. Почему-то самыми удобными им казались шестирукость и четырёхногость. Или модными? Может, у них мода на форму… Крапивин представил Зака удавом. Потом медузой… «Мы весёлые медузы»… Откуда это? Да, но не функционально. Получается, Зак обречён быть старомодным… Ну что за бред?! – подумал Крапивин. – Это на меня так действует остров». Вид белых, сверкающих поверхностей умерших кораблей, пустых, ухающих эхом шагов, коридоров давил.
– Чувствую себя лилипутом, – сказал Лапин.
Он вообще непрерывно что-то говорил, когда психовал. Вот и сейчас. То про высокие потолки, то про огромных хозяев, бегая от одной стены к другой, показывая, что его тут войдёт штук пять. Зачем на космическом корабле такая ширина переходов?! Не на бал собрались, реверансы отвешивать, можно и полаконичнее архитектуру обыграть.
– Нет, они просто какие-то верзилы, и тоже в космос! В балет, например, по габаритам жёстко отбирают! – вопил возмущённым шёпотом он.
– Ну тут, говорят, много роботов находят, – ответил Крапивин, пытаясь увидеть хоть одного: или хозяина, или робота.
Но не было никого, пустота космическая, что наверху, что внутри.
В мастерские они попали вдруг, вот просто шли по закручивающемуся спиралью коридору и оказались в полосе яркого света, и сразу же – в огромном помещении. Сверху виднелись туши трёх кораблей, в том числе их звездолёта. Ещё один лежал во весь огромный рост прямо на полу. Тонкая пластина, пятигранник. Дрожала и переливалась всеми цветами радуги. Это с одной стороны, зайдёшь с другой – изъеденный космической пылью борт высился до потолка.