КАПТАРЫ - страница 18

Шрифт
Интервал


Друзья помогли мне снять рубашку, так как был не в силах это сделать сам. Знахарь внимательно посмотрел мою спину. Цокая языком. Нервно покачал головой.

Прочитал мне какие-то заклинания. Потрогал мою спину и руки, своими колючими руками, как кусты чилижника. Отчего весь поёжился и у меня на спине появились пупырышки.

Затем знахарь принёс в бутылке какую-то жидкость, которая была неопределённого мутно-грязного цвета и издавала вокруг такие запахи зловония, что мои друзья заткнули свои носы. Знахарь часть жидкости из бутылки втёр своими колючими руками в мою спину, а оставшуюся часть дал мне выпить.

Вполне естественно, что такую гадость не мог пить. От одной мысли того, что гадость вольётся в мой желудок, у меня закружилась голова, стало дурно, чуть было не вырвал прямо на знахаря.

– Ты, совсем плохой, – зло, процедил знахарь. – Пей, чтобы тебе не подохнуть, как шакалу.

Знахарь ткнул мне в губы грязную бутыль с более грязной жидкостью. Невольно глотнул. Потом ещё и ещё, на одном дыхании, пока знахарь не убрал от меня пустую бутыль.

Как только эта серая жидкость вошла в мой желудок, меня словно прожгло изнутри едким огнём. По всему моему телу пробежали жгучие волны. Мои конечности так дрожали, что весь съёжился.

Затем стал барабанить, почём попало руками и ногами. Меня всего сильно затрясло. Словно ударило электрическим разрядом. Чуть не отдал богу душу. Затем вскочил и побежал прямо к морю.

– Теперь будет жить! – радостно смеясь, закричал знахарь, мне вдогонку. – Смотрите, как бегает!

Меня так рвало изнутри, думал, что кишки изо рта скоро сами все вылезут. Моё тело все так извивалось, прямо, как в море волны во время шторма. Сердце в груди билось подстреленной птицей.

Голова гудела, будто огромный колокол в монастыре. Подумал, что моей жизни пришёл конец. Мне не выжить теперь. Друзья подхватили моё ослабевшее тело и потащили в лодку.

Они так сильно перепугались, словно это к ним подкрался конец жизни. Им только осталось добраться до дома, чтобы там замолить перед родителями и горожанами грехи своего детства, которое погибает досрочно. Мне совсем не хотелось умирать.

– Если, Череп, умрёт, – сквозь слезы, сказал, Сулим. – Тогда нас всех, навсегда, посадят в тюрьму.

– Тоже мне, грамотей нашёлся, – поправил Пузан. – Ни навсегда, а на всю жизнь. Как убийц друга.