Папа недовольно хмурит чёрные брови, так контрастирующие с его густо посеребрёнными волосами.
– Лиса, – ворчит, – Хорошо, конечно! Я же не указ тебе. Просто, перед фактом ставишь. Давай, хоть на неделю…
– Атай, можно поговорить с тобой? – тихо прошу отца, смущённо добавляя, – Наедине…
– Конечно, балакаем, пошли ко мне в кабинет…
Мы проходим вглубь дома и закрываемся в его уютном прокуренном логове.
– Рассказывай, – говорит с требовательными нотками.
– Ну… – тяну неопределённо, рассеянно вытирая потные ладони о юбку.
– Что случилось? Не тяни…
– Мне Мубаряк няняй явилась, – делаю глубокий вдох и продолжаю, – Молодая и красивая… Пока я душ утром принимала, прям, из пара показалась…
Атай скептически выгибает бровь.
– Говорила что-нибудь?
– Да, много, но я же не знаю татарский, поняла только, что мне надо домой к отцу – тихо бормочу скорее для себя самой, разглядывая пылинки, плавающие в солнечном свете.
– Кызым, ты стала женщиной? – спрашивает быстро, не выдержав.
Киваю. А он вкрадчиво уточняет, подаваясь ко мне ближе:
– Этой ночью? Кто он?
– Да-а-а, – мучительно тяну, прикрывая ладонью глаза, – Это Даниил…
Мне так неловко, стыдно, и, вообще, обсуждать свой первый раз с отцом – неправильно, он хороший на самом деле, но это совсем личное…
Странно, пока я была от него далеко, совсем не нуждалась в родительском участии, не испытывала потребности делиться, отмахивалась от попыток поговорить более откровенно и даже просила пока ко мне не приезжать. Но, стоило оказаться дома, почувствовать мягкое успокаивающее тепло голоса отца, и меня, словно, прорвало. Я теперь говорю и говорю с ним, не переставая. Выплёскивая всё, что накопилось за последние недели…
– То есть, ты окончательно рассталась с Салманом? – подытоживает мой сумбурный «поток сознания» атай, – Три недели встречалась с Даниилом и вчера ему отдалась?
– Да-а-а, – снова признаюсь, пряча глаза.
– Всё хорошо, – отец обнимает меня за плечи и притягивает к себе, – Ты правильный выбор сделала, кызым, он как раз для тебя.
Мне вдруг так уютно с его тяжёлой рукой на своих плечах, что непроизвольно потираюсь о его горячий бок, как ластящаяся к хозяину кошка. Хочется мурлыкнуть и уткнуться носом в подмышку. И жмуриться, и лизнуть, но из всего этого выбираю только прикрыть глаза и вдохнуть отцовский запах поглубже.