– Осьмнадцать годков. Я с деревни, что барыне принадлежит, я не служу, я родилась там.
«Как же мне у нее узнать, какой сейчас год, какой вопрос задать? – думала я. – Сколько лет, узнала, а знает ли, какого она года. Ладно, рискну, спрошу».
– Глаша, в каком ты году родилась? Что-то голова у меня побаливает, не могу сосчитать.
Глаша удивленно посмотрела на меня, потом, застегивая многочисленные крючки на спинке моего платья, зашевелила губами.
– Одна тысяча семьсот тридцать седьмом, вот. – Глаша закончила с крючками, обошла меня, осмотрела.
Она взяла стул, поставила его напротив зеркала.
– Садитесь, барышня, я вас причешу. – Она ухватила расческу с комода, куда положила ее, когда принесла вместе с ворохом одежды.
Я села на стул и, пока Глаша укладывала мне волосы, занялась подсчетами. Никак не могла сообразить, какой же сейчас год. Видимо, действительно, с головой у меня проблемы. Я ухмыльнулась. Как сказал мой старший брат после моего очередного восхождения на Эльбрус – больная на всю голову.
«Итак, соберись и считай, – приказала я себе, – 1737 плюс 18, это будет… – Я прямо чувствовала, как у меня шевелятся извилины. – Все, посчитала, 1755 год. Уж не знаю, радоваться или плакать. Одно хорошо, не в блокаду попала. Кошмар».
Тут я услышала, как Глаша что-то говорит, и почувствовала, как она смотрит на меня в зеркало.
– Что? Я задумалась, что ты говоришь?
– Все, барышня.
А я уже рассматривала себя в зеркале. Это была не я. Как бы я ни ругала корсет, но он придавал мне стати, да и в платье я шикарно выглядела.
«Да, – снова проговорила я про себя, – красотка ты, Мария, несомненно».
– Спасибо, Глаша.
– Ой, еще туфли. – Глаша взяла туфли в тон к платью, наклонилась и, приподняв обширный подол, стала надевать на ноги туфли.
Нога у меня скользнула туда свободно.
– Какая же у вас ножка маленькая. У хозяйки маленькая, а у вас еще меньше. – Глаша поднялась с колен. – Я сейчас принесу мюли, они подойдут.
Глаша с туфлями в руках проворно выбежала из комнаты.
– Какие еще мюли… – проговорила я вслух, подходя к зеркалу. Потрогала повязку, шея еще ощутимо болела.
Глаша влетела в комнату со шлепками в руках.
– Вот, – проговорила она, протягивая мне туфли без задника и на каблуках. – Они точно будут впору.
«Понятно, – подумала я, – это и есть мюли, запомнить бы».