* * *
«За что? За что?! За что??!!» – Григорий Вишневский в тысячный раз задавался этим вопросом, но ответа на него не находил. Двухметровый гигант стоял на коленях, уткнувшись лбом в землю, и скрежетал зубами. Раздетый до пояса, он походил на тяжелоатлета, решившего пробежать стометровку, предварительно помолившись. Но бежать было некуда, да и молиться Григорий никогда не умел.
– Папа! – позвал слабым голосом Олежка из погреба. – Папа!
– Сынок! – Григорий встал на ноги.
– Отдай им мою кровь, папа!
Григорий похолодел.
Ворота распахнулись, и он увидел односельчан с вилами и топорами. Они стояли молча, но все говорили их глаза. Люди пришли за его сыном.
– Нет! – заорал Григорий. – Не-е-ет!!!
– Папа, отдай им мою кровь, – опять раздался голос Олежки.
Дверь погреба открылась, и мальчик, пошатываясь, вышел во двор, прижимая к груди окровавленную руку. Лицо его было бледным, а в другой руке он держал баночку, в которой плескалось что-то красное. Кровь! Ноги у ребенка подкосились, и он осел на землю.
Григорий бросился к нему. Олежка был без сознания. Баночка лежала рядом с ним – и ее содержимое стало черным. И черной стала зеленая футболка мальчика. Черными стали деревья, люди. Черным стало солнце.
Григорий растерянно повел глазами по сторонам и обнаружил, что мир изменился. Все, что его окружало, абсолютно все, лишилось ярких красок! Осталось всего два цвета: самый темный и самый светлый – черный и белый! Григорий, забыв о сыне, несколько раз ударил себя кулаком по лбу, пытаясь встряхнуть мозг и вернуть былое восприятие – но тщетно. Кто-то подобрал баночку, кто-то перенес Олежку на скамейку – Григорий ничего не замечал, продолжая молотить кулаком по собственной голове. В толпе заплакали, а какой-то мужичонка вдруг завыл, уронив топор, упал на землю и стал кататься в пыли.
– Гриша, слышь? – сказал, похлопывая скалкой по ладони, лысый мужчина с багровым шрамом на лбу. – Прости нас. Не по своей воле пришли, а сам дьявол нас сюда привел.
Лысый немного помолчал, а потом добавил: