Запахнув ветровку, Маша, стараясь не вжимать голову в плечи, как трусливый заяц, шла вперёд. Вокзальная, это у вокзала? Возле автовокзала такой улицы нет, те места Маша хорошо знала, значит, возле железнодорожного. А туда далековато, пехом-то. Но какой выход? Переночевать на вокзале, до которого, кстати, теперь не меньше идти, чем до подруги, и уехать с утра, не повидав Дольку? Невозможно.
Живот только поджимается от голода. Мать волшба, думала Маша, надеюсь, Долька хотя бы чаем напоит. С сухариками. В идеале – с бутербродом. Рассчитывать на суши или пиццу давно не приходилось.
Чем дальше от площади, тем темней становилось на улицах. Фонарей практически не было, машины тоже не ездили. Пару раз Маша пересекалась с другими людьми, но слышала их приближение заранее и обходила стороной.
Дорога до нужного дома на Вокзальной заняла ровно сорок восемь минут. Маша так замерзла, что еще немного и простуда обеспечена. Намокшие волосы противно липли к лицу. Единственный плюс – большие вывески на домах, искать улицу не пришлось.
Дверь в подъезд отсутствовала, а сам дом сто лет как не ремонтировали. Жидкий свет лампы осветил обшарпанные ступени и гнутые перила. Все стены оплёванные и облезлые. Двери тоже столетней давности, из потёртого дерматина. И все такое крошечное, почти игрушечное – так строили раньше, когда главное было расселить всех, пусть и в каморки. В лифт Маша зайти не рискнула, пол там, казалось, держится на соплях, и хотя ноги отваливались, поднялась на шестой этаж пешком.
Нужная дверь от прочих ничем не отличалась, такая же обтрепанная. Звонок не работал, Маша тихонько постучала, в ответ в квартире закричал ребёнок. Дверь сразу же открылась.
Долли пережитые испытания не изменили. Она хмурилась и кусала губы, но была как и прежде – куколка. Чистейшая кожа, огромные глаза, белые волосы крупными локонами, точеная фигурка, на которую даже роды не повлияли. Голубые глазища были полны бриллиантовых слёз.
– Маша!
Подруга повисла на шее. В другое время Машу это бы не смутило, но сейчас её качнуло от усталости.
– Ты чего с ног валишься?
– Ничего. Голодная просто. Устала.
– Я тогда сейчас что-нибудь придумаю, – после заминки ответила Долька.
– Спасибо.
Раньше гордость бы не позволила соглашаться, а сейчас верховодил пустой желудок.