– Что это? – спрашиваю я.
Среди деревьев проявляется что-то черное, стремительно несущееся на нас.
– Помни, что я сказал! – кричит мне Макс через грохот и рев несущейся воды. Гигантская ледяная волна, сносящая перед собой деревья, подхватывает меня, словно щепку, и уносит вдаль.
IX
Чтобы разбудить меня, Точилина плеснула мне в лицо воду из кружки. Судя по ее температуре, кружку она какое-то время держала в морозильной камере холодильника.
– Проснись и пой, радость моя, – с улыбкой сказала она. Сейчас она уже не показалась мне такой обаятельной, как раньше.
Я обнаружила себя у радиатора отопления, мои руки были притянуты кабельными стяжками к трубе. Хоть кожа и болела в месте, где ее натер пластик, этим ощущениям было далеко до боли в разбухшей левой щеке. Мой пересохший рот был плотно закрыт смотанным полотенцем, туго стянувшим голову.
Однако, оглянувшись, я сразу забыла обо всей этой боли. Оказывается, я многое пропустила, пока была без сознания. Мы были не одни. На полу в противоположной части комнаты лежал труп мужчины. Я испугалась, что это Дима, но это был Родионов. Насколько я поняла из положения тела, Точилина застала его врасплох и выстрелила в спину. Судя по кровавому следу на полу, майор отползал от входной двери. Он закончил свой путь у зеркала, на блестящей поверхности которого остался багрово-красный развод, оставленный рукой майора.
– Ты должна послужить мне еще немного, – сказала Точилина и сфотографировала меня на телефон. Она отправила кому-то сообщение и добавила: – не бойся, я ничего особенно страшного тебе не сделаю. Ты для меня слишком старая.
За окном уже стемнело. Сколько же я была в отключке? Настенные часы показывали десять часов вечера. Мои ноги противно онемели от долгого лежания в неудобной позе.
Точилина бросила взгляд на часы.
– Думаю, минут сорок у нас есть. Даже если Дима будет гнать – а он будет, не сомневаюсь.
Она подошла ко мне и наклонилась.
– Мне скучно, и я могу с тобой поболтать. Наверняка у тебя полным-полно вопросов. Но ты должна пообещать, что не будешь кричать. Не потому, что это тебе все равно не поможет – здесь нет ни души. А потому, что я ненавижу, когда кричат.
Почему-то мне казалось, что ей это нравится. Я закивала, и Анна развязала полотенце.
– Спрашивай, что хочешь, – великодушно разрешила она.