Цисами постепенно разглядела комнату. Это было что-то вроде маленькой передней. Справа, у стены, виднелся полукруглый столик. На нем, словно приглашая расположиться, стоял чайный прибор. Левую сторону занимали мягкие стулья, возможно с набивкой из лебяжьего пуха. Очень мило. Красивые хрустальные бусины также были очаровательным штрихом. Этому генералу хватало и денег, и вкуса.
Цисами скользнула за хрустальный полог в следующую комнату, которая занимала почти всю повозку. В дальнем конце находилось возвышение, обрамленное колоннами. Почти что миниатюрный тронный зал. Было темно, только на возвышении горел свет, и низкий потолок давил на голову… Впрочем, чего она ждала от повозки?
И тут Цисами услышала голоса. Двое мужчин энергично переговаривались. Вскоре к ним присоединился третий голос, высокий, потом четвертый. Разговор стал горячим и неразборчивым.
– Довольно, – произнес, перекрывая других, решительный женский голос.
Все немедленно замолчали. А женщина продолжала:
– Мы уступим перевал через горы Целу солдатам Син. Промедление слишком дорого нам обходится. Но как только они войдут, я хочу, чтобы их изничтожили до единого. Они только путаются под ногами. Теперь покажите карту наших поставок. Так. Мы разрушим плотину Чжи, и все равнины на юге превратятся в море.
– Сопутствующий ущерб будет велик.
– А мне какое дело? Теперь это их территория. Пусть платят за починку.
– Тем самым мы выкажем свою слабость.
– Потому что мы слабы! – взревела женщина.
После этого в комнате настала мертвая тишина.
Из теней показалась фигура и двинулась в дальний конец зала, на свет. Она была облачена в желтое, а ее голову увенчивал убор с павлиньими перьями. Любой узнал бы это фарфоровое лицо, обрамленное угольно-черными волосами. Оно было выбито на половине монет, имевших хождение в Просвещенных государствах. Молодая прислужница в красном платье шла рядом, держа знаменитый меч Сунри под названием Кровавый Танцор. Княгиня могла выхватить его одним движением.
Цисами громко ахнула.
– Чтоб тебя!..
Цзянь проснулся на следующее утро от пьянящего запаха жареной форели, которая шипела на сковороде. Цофи, перетянувшая на себя большую половину одеяла, лежала, свернувшись клубочком, спиной к нему; она вытеснила Цзяня на край. Тот повернулся и сел, ощутив босыми ступнями холодную сырость досок.