Я осталась стоять на крыльце, пока они «разговаривали» у калитки. От стыда за происходящее мне хотелось спрятаться в доме, но я не могла позволить себе прослушать, о чем они говорили. Это сводило бы меня с ума.
Кирилл невнятно извинялся себе под нос, а его рука с пакетом всякий раз замирала на полпути к дяде Леше. Я даже заметила, как плечи отчима из напряженного положения слегка опустились вниз и расслабились. Казалось, он давал ему выговориться только из жалости, несколько раз удрученно вздохнув.
«Извините… я поступил подло, недостойно… я виноват…» бла бла бла, и все по несколько раз.
Медлительный темп и затянутость этого разговора начали меня раздражать, но и предел терпения моего отчима тоже подошел к концу.
Он поднял свою тяжелую могучую руку и почти по отечески похлопал парня по плечу. Тот сначала сжался еще сильнее, но затем залепетал, как соловей:
– Обещаю, такого больше не повторится! Я очень виноват, сам себя корю! Не знаю, как такое могло произойти со мной! Вы же отлично знаете мою семью, я хороший парень, собираюсь стать врачам и…
Дядя Леша его перебил:
– Давай, катись домой, парень. Твои извинения приняты. Мне надо ехать за женой. А насчет дочери, намотай себе на носу: если еще раз произойдёт нечто подобное, то, что еще вчера болталось у тебя между ног, я оторву и скормлю собакам.
Я прыснула в ладошку, а Кирилл побледнел. Действительно, тон голоса дяди Леши бы весьма убедителен и излучал угрозу. К своему удивлению я обнаружила, что мне было приятно слышать, как отчим снова назвал меня дочерью…
– Я понял, – сглотнув, выдавил из себя парнишка и в конце концов протянул свой пакет, – Это ну… в общем, папа мне сказал лучше приехать с этим…
Отчим молча принял пакет и указал Кириллу на его машину. Пока тот уезжал, дядя Леша стоял ко мне спиной и провожал его взглядом. А когда он повернулся, у меня мурашки пробежали по спине от какого-то странного ощущения, будто на меня сейчас нападут из-за спины. Я вздрогнула и опустила глаза, не в силах выносить его взгляда. Не знаю, если бы он был мне родным отцом, чтобы я сейчас чувствовала? Испытывала бы ту же неловкость за то, что ему пришлось за меня заступаться? Сейчас я очень-очень жалела о своей вчерашней бунтарской выходке с грудью. Если бы не это, было б куда проще смотреть ему в глаза. Также я возлагала большие надежды на то, что отчим не воспринимал мое вчерашнее поведение всерьез, ссылая на пьяное безрассудство.