–Набралась… – вздохнул он надо мной, очевидно почувствовав запах спиртного. – Татьяна, ты слышешь меня? Идти можешь?
Мне хотелось сказать ему, чтобы не мешал мне спать. В глазах стало совсем темно: мои веки все же захлопнулись. Я еще помнила свою недавнюю злость к отчиму, но теперь ее почему-то перекрывало чувство неописуемой благорадности. Ах, да. В моем сне он ведь спас меня от прыщавого парня со слюнами по уголкам рта. Он меня все таки поцеловал… какая мерзость. Приснится же такое…
–Да она и слова связать не можешь. Как же ты решил, что моя дочь хочет тебя. Застегни ширинку, слюнтяй. За такой поступок ты не имеешь права называть не то что мужчиной, тебя человеком назвать нельзя.
Так ему, – подумала я, – молодец, дядя Леша, все правильно сказал! И надавал ему по роже хоошо!
Он аккуратно приподнял меня с сидения и наудивление в его сильных руках я почувствовала себя уютнее. Все-таки у мамы были основания выйти за него замуж, хоть он и тупица. Тело у него было что надо. Самое то, чтобы строить дом. Который он кстати и строил собственноручно для нашей семьи на втором участке. И руки у него росли откуда надо. Да и пахло от него приятно… чем-то таким, что я могла описать лишь одним словом – безопастность.
Я обхватила его обееми руками за шею и прижалась головой к груди.
– Катись от сюда и чтобы я тебя больше не видел рядом со своей дочерью, – голос отчима был очень сердитым и излучал угрозу, но я чувствовала и понимала, что ко мне эта угроза не имеет отношения. И то что он назвал меня своей дочерью сладким теплом разлилось по моему сердцу. Дядя Леша называл меня так в очень редких случаях. Наверное, всего пару раз за все время. Тогда мне это очень коробило слух, а теперь прозвучало более чем приятно.
Мы вошли в дом и отчим тихонько прошептал мне на ухо:
– Все спят. Кристина сегодня с мамой, но ты все ровно постарайся не шуметь, если вдруг станет плохо. Я принесу тебе воду и тазик, на всякий случай.
По запаху своих ванильных духов я поняла, что мы вошли в мою комнату. Отчим склонился и положил меня на кровать, но мне почему-то совсем не хотелось его отпускать. Я почувствовала горечь и разочарование от того, что меня оторвали от его крепкой и теплой груди. Он попытался разорвать мои руки, но я вцепилась в него что есть силы. Тогда дядя Леша начал разжимать каждый мой пальчик по отдельности, да с таким трепетом, будто боялся их разбудить.