– В смысле? – голос парня дрогнул настолько, что больше всех удивился он сам.
– Копия подписи. С твоего прошлого трудового договора снял, – пожал плечами нотариус, будто подделка документов была для него обычным делом. – Если покопаться, половина твоих бумаг чуть ли не в свободном доступе лежит.
Смирнов промолчал, язык прилип к нёбу. Сейчас он изо всех сил старался удержать разум в узде и не думать о том, какие ещё бумаги Давыдов мог подписать его именем.
– Да не дрейфь, – увидев, что у Артёма от лица отлила кровь, мужчина усмехнулся не то панибратски, не то издевательски. – Кредитов не наберу. Я, считай, тебе только жизнь облегчу. Мне за эту мороку и так заплатили достаточно. Ладно, выходи давай. На связи.
Стоя на обочине, Артём проводил “форд” потерянным взглядом, а затем медленно повернулся к участку. Теперь ему наконец удалось рассмотреть дом как следует, и тот, казалось, всмотрелся в него в ответ.
Небесно-голубые деревянные стены, шиферная крыша, резные белые ставни – со стороны этот приземистый дощатый короб казался одним из сельских, “старушечьих” домов. Тех самых пережитков советских лет, что дряхлеют, облезают и уродуют улицы деревень как гнилые зубы. Однако жилище Петра Ильича выглядело ухоженным, свежевыкрашенным, прибранным. Тёме не верилось, что старик до самой смерти следил за хозяйством в одиночку. Здесь явно часто шли дожди – свинцовое небо над головой тому свидетель. И всё же казалось, будто за последние полвека на крашеные стены не упало ни капли, а со ставен не отслоилось ни единого лепестка побелки. Дом будто погрузили в криосон или замариновали в формалине – так, замороженный вне времени, он и ждал чьего-то приезда.
Калитка открылась по-кошачьи бесшумно. Стоило Артёму ступить за забор, и что-то изменилось. Не то воздух за чертой участка был неуловимо плотнее, не то вдруг резко похолодало на градус, не то кончики пальцев парня зарябили неизъяснимым теплом. Бурьян за спиной стал будто в расфокусе, а контур дома – чётче, осязаемее.
В глаза запоздало бросилась исключительная пустота участка. Дом нельзя было назвать маленьким, но он таким казался. На десятки метров вокруг него простиралась лишь голая земля без единой травинки. Ни грядок, ни теплиц, ни самого захудалого сарая. Зачем было брать надел в несколько соток и никуда его не приспособить? Может, старик строил планы, но претворить их в жизнь не успел?