Несчастный продавец, чудом оставшийся в живых, весь дрожа и совершенно не помышляя о вызове полиции, на четвереньках пополз к двери подсобного помещения с тем, чтобы, одевшись, выскочить за дверь и больше никогда не показываться в этом жутком магазине.
Арчибальд вышел на улицу и, потянув носом холодный воздух, равнодушно расстегнул кошелек, пересчитывая наличность. Не густо, но на то, чтобы нормально одеться и где-нибудь переночевать должно хватить.
«А потом разберемся», – он уверенно сунул кошелек в карман неудобных, излишне коротких штанов, направляясь вдоль по улочке и рассматривая здания по сторонам. Тень внутри, сидевшая во время ограбления тихо, недовольно заворочалась вновь.
«Поччему… не убил?..» – раздалось в сознании знакомое шипение, и мужчина досадливо вздохнул. Глупых вопросов он не любил даже от теней, а может, и особенно от последних.
«Потому что я не убиваю без смысла», – холодно отреагировал он, – «Не хочу оставлять следов. Мальчишка напуган – он ничего не скажет, а охраннику вообще не до того».
«Глупец!»
Альфа мысленно отмахнулся. Он уже начинал привыкать к присутствию извечно всем недовольной тени, уже устал раздражаться на нее и теперь предпочитал просто отмахиваться, не реагируя на очередное идиотское высказывание.
Мокой вытащил его из тюрьмы, мокой показал ему место, где можно было поживиться деньгами – что ж, спасибо ему за это, но командовать он в любом случае ему не разрешит. Он сказал, что позволит ему найти Доминика Конте, сказал, что тот ему тоже нужен. А он, Арчибальд, лучше, чем кто бы то ни было способен проложить путь к интересующей их обоих цели, он сумеет подобраться вплотную к своей жертве, так, что никто этого не заметит!
Убивать, оставляя следы, стелить себе дорогу трупами здесь, за стенами тюрьмы было бы излишне рискованно, глупо и бессмысленно. Он будет убивать лишь тех, кто мешает ему. Он не попадется вновь…
Возвращаться в тюрьму Молле не хотел смертельно и, пожалуй, схвати его полиция снова, не задумываясь, пустил бы пулю себе в лоб, лишь бы только не оказаться вновь в проклятой камере с грязным полом, лишь бы только не одеваться опять в омерзительную одежду, и не есть гадкую пищу.
И поэтому, уверенный в себе, готовый на все ради достижения своих целей, он, по-прежнему раненный, по-прежнему хромающий, чувствовал себя сейчас сильнее подселенца и, изредка прислушиваясь к нему, ловко подавлял его кровожадные порывы.